– Есть тоже почти нечего. Осталось лишь немного трески.
– Никакой трески. Спасибо.
– Послушай, Вирджиния, ты чем-то сильно расстроена.
– Полная апатия. Что случилось со всеми? Лондон всегда был полон закадычных друзей. Теперь же мне просто кажется, что я никого не знаю. Ты представляешь, после того как убили моего брата, у меня не осталось в живых ни одного родственника.
– Дорогая, мне очень жаль. Я не знала. Я даже не знала, что у тебя был брат.
– Его звали Тим. Он на пять лет моложе меня. Мы никогда с ним не ладили. Его убили три года назад. У тебя так много детей, Кирсти, есть родители, кузены. Ты даже не можешь представить, как горько быть совсем одинокой. У меня в Швейцарии мачеха. Она никогда не жаловала меня, да я, так или иначе, и не могу добраться до нее. Я просто в ужасе, Кирсти.
– Ну, рассказывай же!
Вирджиния никогда не принадлежала к числу тех, кого надо долго уговаривать поделиться своими секретами.
– Деньги, – призналась она. – Я прежде не знала, что это такое – совсем не иметь денег. Право же, это очень странное ощущение. Тим завещал все, что имел, какой-то девице. Папа как-то ухитрился не оставить мне ни пенни. Он считал, что я хорошо обеспечена.
– Но ведь мистер Трой непременно должен выложить денежки в конце концов. Американцы очень щепетильны насчет алиментов.
– И я так думала. Так мне сказали мой управляющий банком и адвокат. Вначале они считали, что дело заключается просто в некоторых трудностях обмена валюты. Они написали ему целую кучу писем, сначала вежливых, затем твердых, потом угрожающих. Наконец, около шести месяцев назад, они наняли юриста в Нью-Йорке для подачи искового заявления. Хорошеньким делом это обернулось! Мистер Трой развелся со мной.
– Но он же не мог сделать этого!
– Сделал! Все подписано и подтверждено печатями. По-видимому, у него был человек, следивший за мной и собиравший письменные показания.
– Как это отвратительно!
– Таков уж мистер Трой. Я должна была догадаться об этом, когда он начал так оскорблять меня. Мы запросили копии показаний на случай, если обнаружится какая-нибудь возможность подать апелляцию. Но это кажется маловероятным. В конце концов, все это время я не слишком строго соблюдала верность мистеру Трою.
– Вряд ли он мог ожидать этого от тебя.
– И вот, не только нет алиментов, но и превышение кредита в банке и огромный счет от адвоката. Я сделала единственно возможный шаг в моем положении – продала свои драгоценности. Эти скоты дали мне половину того, что они стоят, сказав, что сейчас их никто не покупает.
– То же самое сказали Бренде.
– А тут еще сегодня утром приключилась очень неприятная история. Среди вещей, которые я продала, была пара серег, тех, что подарил мне Огастес. Я совершенно забыла о них, а они, оказалось, лежали в старом чемодане. Больше того, решив, что я потеряла их, я сообщила об этом в страховую компанию, и мне уплатили за них. По-видимому, я совершила уголовное преступление. Но люди оказались достаточно порядочными. Они не намерены заявлять в полицию или предпринимать еще что-нибудь, однако я должна возвратить деньги – двести пятьдесят фунтов. Это не так уж много, но у меня и этого нет. Поэтому сегодня, всю вторую половину дня, я ходила повсюду и торговала мехами. Мне говорят, что
– Я всегда завидовала твоим мехам, – заметила Кирсти.
– Они твои за двести пятьдесят фунтов.
– Какую наибольшую цену тебе предлагали?
– Хочешь верь, хочешь нет – семьдесят пять фунтов.
– В данный момент у меня случайно есть немного денег в банке, – задумчиво проговорила Кирсти. – Я могла бы дать немного больше.
– Мне надо в три раза больше.
– У тебя должны остаться и
– Все, чем я владею, находится внизу, в твоем холле.
– Давай пойдем посмотрим, Вирджиния. У тебя всегда было так много вещей. Я уверена, мы сможем подобрать что-нибудь. Например, портсигар, которым ты сейчас пользуешься.
– Он сильно помят.
– Но раньше он был хорош.
– Мистер Трой, Канн, тысяча девятьсот тридцать шестой год.
– Уверена, что мы найдем достаточно, чтобы набрать двести пятьдесят фунтов.
– О Кирсти, ты просто утешение для девушки в беде.
Так обе женщины, начавшие выезжать в свет в один и тот же год и жившие совершенно различной жизнью, одна – такой расточительной, другая – такой умеренной и бережливой, разложили вещи Вирджинии на обшарпанной софе и провели весь вечер, как цыганки-барышницы, рассматривая и оценивая немногие уцелевшие трофеи десятилетия соблазнительной женственности; затем обе пошли спать, успокоенные каждая по-своему и довольные заключенной сделкой.
6