Офицеры и джентльмены

На то, чтобы принять подобающий внешний вид, Вирджиния затратила немало труда. Кирсти дома не было, она ушла праздновать день святого Николаев в частной подготовительной школе своего сына, поэтому Вирджинии пришлось позаимствовать одежду, которую она недавно продала Кирсти, без разрешения. Ни признаков беременности, ни каких-либо других существенных перемен в ее внешности с тех пор, как они виделись в последний раз. Гай не заметил. Она решительно подошла к кровати, поцеловала его и сказала:

— О, дорогой, как долго мы не виделись!

— С четырнадцатого февраля сорокового года, — уточнил Гай.

— Неужели так давно? А почему ты запомнил число?

— Это был важный день в моей жизни — плохой день, критический… Я слышал о тебе. Ты работаешь в конторе Йэна и живешь у него и Кирсти.

— А еще что-нибудь слышал? Что-нибудь довольно отвратительное?

— Ходят разные слухи…

— О Триммере?

— Йэн что-то говорил о нем.

— Он говорил все правильно. — Вирджиния вздрогнула от отвращения. — И чего только не происходит с человеком? Во всяком случае, с этим покончено, но жизнь у меня до сих пор безотрадная. Уж лучше бы мне было остаться в Америке. Сначала все это представлялось веселой забавой, но длилась она недолго.

— Я убедился в этом, — сказал Гай. — Не совсем тем же путем, правда… Последние два года была такая же скука, как и в мирное время.

— Ты мог бы заглянуть ко мне.

— Я вел себя очень глупо во время нашей последней встречи, помнишь?

— О, ты об этом … — сказала Вирджиния пренебрежительно. — Если бы ты только знал, как отвратительно ведут себя в таких случаях другие! Все это забыто, будь спокоен.

— Но я-то не забыл.

— Ну и глупо.

Вирджиния придвинула к кровати стул, закурила сигарету и нежно спросила Гая о ранении.

— Какой ты храбрый! — восторженно заметила она. — Ты действительно мужественный человек. Прыгнуть с парашютом! Я умираю от страха только оттого, что нахожусь в самолете, не говоря уже ни о каких прыжках. — После короткой паузы она добавила: — Я ужасно опечалилась, когда узнала о смерти твоего отца.

— Да. Я всегда надеялся, что он проживет дольше. Его здоровье пошатнулось лишь за несколько месяцев до кончины.

— Мне, конечно, хотелось увидеть его. Но, по-моему, он не пожелал бы этого.

— Он давно уже перестал ездить в Лондон, — сказал Гай.

Вирджиния впервые окинула взглядом темную комнату Гая.

— А почему ты здесь? — спросила она. — Йэн и Кирсти говорят, что ты стал теперь богатым.

— Пока еще нет. Адвокатам все еще не до моих дел. Однако в конечном итоге мое финансовое положение, кажется, немного улучшится.

— А у меня — полнейший крах.

— На тебя это совсем не похоже.

— О, ты еще убедишься, что я переменилась во многих отношениях. Послушай, а как бы мне развлечь тебя? Мы, помнится, любили играть с тобой в пикет?

— Не играл уже много лет. Да и карт в этом доме, кажется, нет.

— Завтра я принесу их. Хочешь?

— Приноси, если придешь.

— Конечно, обязательно приду. Если ты не возражаешь, разумеется.

Гай не успел еще ответить ей, как дверь открылась и в комнату вошел дядюшка Перегрин.

— Я просто интересуюсь, не нужно ли вам что-нибудь, — сказал он.

Что его беспокоило? Подозрение в возможности убийства? Совращения? Он стоял, внимательно созерцая их — так же, как те два лидера великих держав созерцали сфинкса, — не рассчитывая на участие в разговоре, но подсознательно ощущая существование проблем, решение которых лежало за пределами его возможностей. Им двигало также и более простое чувство — желание еще раз взглянуть на Вирджинию. Он не привык к таким посетителям, а Вирджиния к тому же обладала какой-то необъяснимой притягательной силой. Начитанный, повидавший мир, хорошо осведомленный во всем, он был тем не менее каким-то посторонним в этом мире. Он редко в прошлом понимал шутки, которые отпускал на его счет Ральф Бромптон. Вирджиния была греховной женщиной, роковой женщиной, приведшей к упадку семью Краучбеков; и, что еще важнее, дядюшка Перегрин считал ее главной виновницей. Не ему, конечно, разбираться в трудно различимых причинах неудачи. Вырождения и отчаяния; для этого нужно обладать куда более острым зрением, чем у него. За время, прошедшее с того момента, как дядюшка Перегрин проводил Вирджинию в комнату Гая, он и не пытался возобновить чтение, которым был занят до ее прихода. Он стоял у газового камина и размышлял над тем немногим, что запечатлелось в его воображении в результате нескольких беглых взглядов на Вирджинию. Он вернулся в комнату Гая, чтобы убедиться в безошибочности своих впечатлений о ней.

— Боюсь, что выпить у меня ничего не найдется, — сказал он.

— Боже мой, зачем же! Это совсем не обязательно.

— У Гая, по-моему, частенько бывает джин.

— Все выпито, — сказал Гай. — Теперь он у меня будет только после следующего визита Джамбо.

Дядюшка Перегрин стоял как очарованный. Ему явно не хотелось удаляться. Неудобное положение разрядила Вирджиния.

— Ну, мне надо идти, — сказала она, хотя торопиться ей было совершенно некуда. — Но я еще приду и теперь знаю, что привести с собой. Карты и джин. Ты заплатишь за них, Гай, правда ведь?