Офицеры и джентльмены

— Знаете, о чем я подумал? Не выпадет ли сегодня на мою долю такое счастье, что вечер у вас свободный? Мне хочется пойти куда-нибудь с вами.

— Свободна как птица, — сказала Вирджиния. — Это будет чудесно.

— А куда бы вы пожелали пойти? Боюсь, что я не очень-то разбираюсь в ресторанах. Здесь недалеко, напротив вокзала Виктория, есть небольшой рыбный ресторанчик. Я иногда хожу туда.

— А что, если пойти к Рубену? — предложила Вирджиния.

— Боюсь, что я не знаю, где он.

— Вы оставите там все свое состояние! — крикнул Гай со своей кровати.

— Ну что ты в самом деле, — сказал дядюшка Перегрин, придя в ужас от этого нарушения приличных манер. — По-моему, в присутствии гостя обсуждать такие вещи просто неприлично.

— Конечно, оставите, — сказала Вирджиния. — Гай абсолютно прав. Я просто попыталась вспомнить какое-нибудь уютное местечко.

— Ресторанчик, о котором я говорил, это очень тихое и уютное место. Он всегда поражал меня своей скромностью.

— Скромностью?! Боже! По-моему, я за всю свою жизнь не бывала в скромных ресторанах. Чудесно!

— И уж коль скоро зашла речь об этих корыстных вещах, — добавил дядюшка Перегрин, бросив укоризненный взгляд на племянника, — позвольте мне заверить вас, что это вовсе не дешевый ресторан.

— Пошли. Я не хочу больше ждать, — сказала Вирджиния.

Гай проследил за уходом этих совершенно не подходящих друг для друга людей с некоторым удивлением и не без досады. Если Вирджиния была свободна в этот вечер, рассудил, он, она должна была бы остаться с ним.

Они шли к ресторану сквозь влажную темноту. Вирджиния опиралась на руку дядюшки Перегрина. Когда на перекрестках или на поворотах он пытался, следуя старомодному этикету, занять более опасную сторону по отношению к движущемуся транспорту, Вирджиния решительно противилась этому, продолжая опираться на одну и ту же руку Перегрина. Вскоре они приблизились к рыбному магазину и, поднявшись по боковой лестнице на второй этаж, вошли в расположенный там ресторан. Незнакомая Вирджинии, но хорошо известная ненавязчивым, но разборчивым людям длинная комната с редко расставленными столами постепенно пропадала из видимости в слабом свете затемненных розовыми абажурами ламп времени Эдуардов. Перегрин Краучбек сбросил с себя пальто и шляпу, вручил свой зонт старомодному швейцару и сказал не без некоторого напряжения:

— Вы, наверное, хотите, так сказать, помыть руки и привести себя в порядок. Дамская комната, как я полагаю, где-то вон там, вверх по лестнице.

— Нет, спасибо, — сказала Вирджиния и добавила, когда их уже провожали к столу: — Перегрин, вы раньше когда-нибудь бывали с дамой в ресторане?

— Да, конечно.

— С кем? Когда?

— Некоторое время назад, — ответил дядюшка Перегрин довольно неуверенно.

Они заказали устрицы и белокорый палтус. Вирджиния сказала, что хотела бы выпить крепкого портера. Затем она спросила:

— Почему вы прожили всю жизнь холостяком?

— Я — младший сын в семье. Младшие сыновья в мое время не женились.

— О, чепуха! Я знаю сотни женатых младших сыновей.

— Это считалось довольно эксцентричным для землевладельцев, если, конечно, они не подыскивали себе богатую наследницу. У них не было никаких поместий. Они жили в небольших домиках, которые полагалось возвращать фамильным наследникам, то есть их племянникам или другим младшим сыновьям. Младшие сыновья всегда находились, если глава семьи умирал молодым. В прошлой войне они оказались очень полезными. В некоторых отношениях наша семья, пожалуй, была очень старомодной.

— А вам когда-нибудь хотелось жениться?

— Нет, пожалуй, нет.

Эти прямые вопросы личного порядка нисколько не смутили дядюшку Перегрина. Практически он был невозмутим. Никто еще, насколько он помнил, никогда не проявлял к нему такого большого интереса. Разговор продолжал нравиться ему даже после того, как Вирджиния спросила без обиняков:

— И много было любовных связей?

— О нет, боже упаси!

— Надеюсь, вы не гомик?

— Гомик?

— Вы не гомосексуалист?

Даже этот вопрос не смутил дядюшку Перегрина. С мужчинами он обсуждал эту тему очень редко, с женщиной — никогда. В откровенности же Вирджинии было что-то такое, что по-детски подкупающе привлекало его.

— О нет, боже упаси!

— Я-знала, что нет. И всегда так думала. Просто пошутила над вами.

— Раньше со мной никто так не шутил. Но однажды, когда я находился на дипломатической службе, мне довелось знать парня, который слыл гомосексуалистом. В этом, по-видимому, нет ничего особенного. Он дослужился до ранга посла. Это был довольно тщеславный и модный парень. По-моему, именно из-за этого люди и говорили о нем как о гомосексуалисте.

— Перегрин, а вы когда-нибудь лежали в постели с женщиной?

— Да, — самодовольно ответил дядюшка Перегрин, — два раза. Обычно я об этих вещах не рассказываю.

— Ну расскажите…

— Первый раз, когда мне было двадцать, а второй — когда сорок пять. Я не в восторге от этого дела.

— Расскажите мне о них.

— Это была одна и та же женщина.