Офицеры и джентльмены

— Присоединяйтесь к нам, генерал, просто так, для истории.

Ритчи-Хук озадаченно посмотрел на маленького фотографа, присевшего на корточки с лампой-вспышкой у ног генерала, затем с гримасой, как у мертвеца, сказал:

— Только не я. Моя безобразная харя может испортить объектив.

Лейтенант Пэдфилд козырнул генералу Спейту и сказал:

— Сэр, я полагаю, вы не знакомы с сэром Элмериком Гриффитсом, который вылетает вместе с нами. Он, как вы, несомненно, знаете, очень известный дирижер.

— Давайте, давайте его сюда, — засуетился генерал. — Идите, Гриффитс, становитесь рядом со мной.

Сверкнула лампа-вспышка.

Йэн решил постараться понравиться фотографу, чтобы получить экземпляры всех снимков, которые могут пригодиться для иллюстрации его книги.

С последними лучами заходящего огненно-красного солнца посадка в самолет была закончена. Выключили свет. В самолете стало совершенно темно. Иллюминаторы были густо закрашены. Гул двигателей заставил всех замолчать. Йэну было ужасно скучно и неудобно, но через час ему удалось уснуть.

Самолет летел высоко над Адриатикой и удерживаемым противником неосвещенным берегом Далмации. Все пассажиры уже спали, когда наконец зажглось слабое освещение и американский генерал, который уютно устроился в кабине летчиков, возвратился на свое место в хвосте со словами: «О'кей, ребята, прилетели». Все начали на ощупь собирать свое снаряжение. Фотограф, сидевший рядом с Йэном, бережно прижал к себе свой аппарат. Йэн слышал, как изменилась скорость вращения винтов, и ощутил быстрое снижение и крен, когда самолет вошел в вираж, затем, перед посадкой, самолет выровнялся. В следующий момент совершенно неожиданно двигатели взревели, машина внезапно круто задрала нос, пассажиров швырнуло, назад к спинкам кресел, потом так же внезапно самолет круто нырнул носом вниз, и всех резко швырнуло вперед. Последнее, что слышал Йэн, был тревожный вопль Снейфеля. Потом в его сознании наступил полный провал.

Йэн стоял под открытым небом возле пылающего самолета. «Лондон, — подумал он, — горит клуб „Черепаха“. Но почему на Сент-Джеймс-стрит растет кукуруза?» Вокруг него двигались какие-то неузнаваемые на фоне слепящего пламени фигуры. Одна показалась ему знакомой.

— Лут, — позвал он, — что вы здесь делаете? — Затем добавил: — Джоуб говорит, что канавы полны вина.

Всегда вежливый лейтенант Пэдфилд ответил:

— Вот как? Неужели?

Явно американский, более властный голос кричал:

— Все ли вышли оттуда?

К Йэну приблизилась другая знакомая фигура. Это был Ритчи-Хук.

— Эй вы, — сказал он, — это вы пилотировали эту штуку?

Медленно приходя в себя, как после наркоза в кресле у дантиста, Йэн увидел, что «этой штукой» Ритчи-Хук назвал лежавший на брюхе самолет с оторванными шасси; фюзеляж машины частично погрузился в глубокую, прорытую им самим борозду, а нос самолета пылал ярким огнем; пламя тонкими струйками, как вино из горящей «Черепахи», ползло по фюзеляжу и хвосту. Йэн вспомнил, что он вылетел из Бари на самолете, направлявшемся в Югославию.

Теперь он понял наконец, что за мрачная фигура стоит перед ним, страшно сверкая в отблесках пламени своим единственным глазом.

— Это вы пилот? — настойчиво требовал ответа Ритчи-Хук. — Совершенно неграмотное пилотирование! Вы почему не смотрели, куда садитесь? — Потрясение, ошеломившее его спутников, мгновенно пробудило в Ритчи-Хуке новые силы. — Вы арестованы! — рявкнул он, заглушая шум пожара.

— Кого не хватает? — настойчиво спрашивал американский генерал.

Теперь Йэн увидел, как кто-то из стоявшей у самолета группы подбежал к «погребальному костру» и неторопливо проник внутрь фюзеляжа через спасательный люк.

— Этого еще не хватало, черт возьми! Что он делает, этот идиот? — крикнул Ритчи-Хук. — Вернитесь сейчас же! Вы арестованы!

Сознание Йэна стало еще яснее. Ему по-прежнему казалось, что все это он видит во сне, но в очень ярком и отчетливом сне.

— Похоже на крокетный матч из «Алисы в стране чудес», — услышал Йэн и сразу же понял, что это он сам сказал лейтенанту Пэдфилду.

— Это очень, очень храбрый поступок, — согласился лейтенант.

В проеме люка самолета появился тот же человек. Спрыгнув на землю, он вытащил за собой не бесчувственного пассажира, как сначала показалось, а объемистый цилиндрический тюк; пошатываясь, человек оттащил тюк подальше от горящего самолета и только потом начал кататься по траве.

— Брюки загорелись, сэр, — сказал Докинс. — Прошу разрешения снять их, сэр. — Не дожидаясь разрешения, он так и сделал: спустил брюки вниз, затем, не без труда отстегнув пряжки на щиколотках и лягнув ногами, сбросил с себя этот тлеющий предмет обмундирования. Оставшись в рубашке, куртке и ботинках, он принялся с любопытством рассматривать свои голые ноги. — Здорово поджарился, — заметил он.

— Еще кто-нибудь остался там, внутри? — спросил американский генерал.

— Да, сэр. По-моему, кто-то есть, сэр. Однако не похоже, чтобы они шевелились. Слишком жарко, чтобы остановиться и проверить, сэр. Мне надо было вытащить вещи генерала, сэр.

— Вы обожжены?

— Да, сэр. Думаю, что обожжен, сэр. Но я, кажется, не чувствую этого.