Офицеры и джентльмены

Гаево существование скрашивало теперь еще и то обстоятельство, что ему было где укрыться от мерзости Кут-эль-Имары. Во-первых, на набережной Гай обнаружил ресторанчик под названием «Гарибальди», а в ресторанчике – генуэзскую кухню и радушие. Хозяин, Джузеппе Пелеччи, толстый и многодетный, по совместительству работал шпионом. В Гае он поначалу видел «источник», ибо до сих пор вклад его в информационную систему старого отечества ограничивался неполными перечнями товаров, ввозимых в отечество новое. Когда же Пелеччи узнал, что Гай говорит по-итальянски, патриотизм в его душе сменила простая тоска по родине. Пелеччи родился неподалеку от Санта-Дульчины; ему случалось видеть Кастелло Краучбеков. Гай и Пелеччи не унизились до субординации и быстро миновали стадию отношений «шпион и его находка». Впервые в жизни Гай чувствовал себя simpatico и потому ужинал в «Гарибальди» практически ежедневно.

Во-вторых, он открыл для себя саутсендский яхт-клуб.

Этот тихий уголок Гай нашел при обстоятельствах, которые были занятны сами по себе и вдобавок расставили несколько точек над многочисленными i Эпторпова отрочества.

Заявление, что Гай подозревает Эпторпа во лжи, прозвучало бы в лучшем случае пародийно. Истинный самозванец измыслил бы более весомые доказательства собственной исключительности, нежели ботинки-«дельфины», религиозные убеждения танбриджской тетки или связи в стане дикарей. И все же нечто в Эпторповой натуре неизменно смущало Гая. Эпторп вроде бы и хотел сближения, только, в отличие от фигуры-цели на занятиях по определению дистанции, приближаясь, все неумолимее расплывался и все увереннее сходил на конус. Гай, как кропотливый старатель, радовался каждой песчинке информации об Эпторпе; жаль, что с рассветом в горсти неизменно оказывались гнилушки, а в ушах звенело хихиканье фей. Эпторповы трюки удавались единственно по причине Эпторповой же осязаемости. Из своего параллельного мира Эпторп то и дело перекидывал мостики; Гай не пропускал ни одного, ступал бережно, едва ли не с благоговением. Именно такой мостик попался ему в воскресенье, последовавшее за провалом на стрельбище в Мадшоре; именно тогда началась неделя, завершившаяся триумфом завитых усов и золоченого монокля.

Гай пошел к мессе один. Вести было некого, не то что в Полку алебардщиков; кроме Гая, католичество исповедовал только Хэмп, Триммеров двойник из центра подготовки. Хэмп исполнял свой религиозный долг без фанатизма, ибо вычитал где-то, что военные полностью от такого исполнения освобождаются.

Саутсендская церковь, старая, как и большинство зданий, ремонтировалась на средства, завещанные целым сонмом вдов; вероятно, поэтому своды давили, а окна почти не пропускали света. На крыльце Гая остановил опрятный старик – Гай видел его раньше, с блюдом для пожертвований.

– Сэр, не вы ли приходили на прошлой неделе? Меня зовут Гудолл, Эмброуз Гудолл. В прошлое воскресенье я с вами не заговорил – не знал, сколько вы здесь пробудете. А теперь знаю – долго. Вы из Кут-эль-Имары, так ведь? Рад приветствовать вас в церкви Святого Августина.

– Меня зовут Краучбек.

– Известное и благородное имя, если позволите, сэр. Вы ведь из брумских Краучбеков?

– Мой отец несколько лет назад покинул Брум.

– Знаю, знаю. Печальная история. Я, видите ли, по мере своих слабых сил изучаю английский католицизм времен гонений. Можете представить, сколь многим отзывается для меня название «Брум». Я сам – новообращенный католик, и все же, осмелюсь заметить, исповедую католичество по времени не меньше вашего. Обычно после мессы я прогуливаюсь. Вы пешком? Позвольте вас проводить.

– Простите, я заказал такси.

– Да? В таком случае, не заехать ли нам в яхт-клуб? Это по пути.

– К сожалению, не располагаю временем на клубы, но вас с радостью подвезу.

– Вот спасибо. А то очень уж нынче холодно.

Мистер Гудолл не умолкал всю дорогу:

– Пока вы здесь, в Саутсенде, рад буду быть вам полезным. Обращайтесь с любыми просьбами – сделаю что в моих силах. Мне бы хотелось поговорить о Бруме. Видите ли, я ездил в Брум прошлым летом. Сестры следят за имением на совесть. Кстати, я мог бы повозить вас по Саутсенду и окрестностям. Здесь немало достопримечательностей, а я хорошо знаю их историю. Я ведь работал учителем в Степлхерсте, а в Саутсенде всю жизнь живу.

– Вы учительствовали в Степлхерсте?

– Да, недолго. Видите ли, когда я принял католичество, меня вынудили уйти. В любой другой школе вероисповедание учителя не имеет значения – но только не в Степлхерсте. Там собрались одни ортодоксы. Так что я свой выбор сделал.

– Пожалуйста, расскажите о Степлхерсте. Во всех подробностях.

– Вам правда интересно, мистер Краучбек? Вот не ожидал. Рассказывать особенно нечего. И вообще, школа уж десять лет как закрылась. Говорят, в исповедальне всякие непотребства творились. Я, конечно, не верю. А вам, случайно, Гриллы родней не доводятся? Сдается мне, что доводятся. Я всегда благоговел перед блаженным Джоном Гриллом. И перед блаженным Джарвисом Краучбеком, разумеется. Рано или поздно их канонизируют, обязательно канонизируют.