Офицеры российской гвардии в Белой борьбе. Том 8

«Ура!» разрастается далеко вправо и влево, и атакующие цепи бегут в гору. Красные не принимают штыковой атаки и покидают позиции. Но с хребтика видно, как резервы их принимают на себя отходящих, останавливают и, влив в себя, влекут за собой вперед. Одновременно красная артиллерия разражается ураганным огнем, и, как выросший из земли, полк конницы бросается на жидкие цепи правых соседей гвардейской сотни, прорывает их, заскакивает в тыл и несет с собою панику.

Только что наступавшие цепи дрогнули и покатились назад. Встреченные по пути кукурузники перемешивают части, водворяется хаос. Пробивающихся через кукурузу рубят красные кавалеристы. Отступление в полном беспорядке, местами бегство. Красная пехота быстро наступает…

Здесь, в этой обстановке, сказалась подготовка гвардейской сотни к пешему бою, ее спайка и вера в начальников.

Послушные команде командира, цепи сотни перед кукурузниками сокращают интервалы, казаки ближе прижимаются к офицерам. Пройдена чаща кукурузы, цепи сотни выравниваются и отстреливаются от наседающей пехоты. Держа направление на Нефтянку, они подходят к ней и занимают свою старую позицию.

Командир гвардейской сотни есаул Щербаков, убедившись, что сотня в руках, решает, задержавшись на позиции, прикрыть наступление своих частей. Но с горы никаких частей уже не видно. Лишь вдали, на путях их отхода, носятся конные группы красных. Становится ясным, что никогда никакого сопротивления не оказывается.

Есаул Щербаков поднимает сотню и начинает отход. Часть красной артиллерии, не имеющая других целей, сосредотачивает огонь на гвардейской сотне.

С фланга появляется красный эскадрон с явным намерением атаковать. Сотня смыкается бегом, останавливается и с ружьями на изготовку ждет атаки.

Рысью размыкается эскадрон и, нацелившись, широким наметом приближается к гвардейской сотне. Сверкают шашки, орудия прекращают стрельбу. Слышен гул шестисот конских копыт. Вот до них уже только сто шагов…

«Со-отня», – раздается команда, и командир гвардейской сотни быстрым взглядом оглядывает казаков. Все приложились, не шелохнутся. Восхищенному командиру хочется крикнуть «браво», но привычное резкое «пли» срывается с его уст.

Дружно грянули семьдесят винтовок в упор по подскочившим на 40—50 шагов кавалеристам. Непосредственно за первым еще три залпа. С первого посыпалось из седел несколько всадников, а третий уже бил в затылок мчащимся полным ходом назад красным. На траве осталось несколько тел убитых. За эскадроном скакали кони без людей, а безлошадные всадники бежали пригнувшись, ошалело озираясь назад.

«Ура!» воодушевленной сотни потрясло воздух. Слышны остроты и смех – настроение бодрое, как нельзя лучше.

«Курок», – гвардейская сотня быстрым шагом продолжает отходить. Оставшиеся патроны на счету. Приказано беречь, без команды не стрелять.

Пройдено 700—800 шагов. Дымки шрапнелей обозначают в небе направление отхода сотни. Видно, как отскочивший эскадрон вдали приводит себя в порядок. Вот он размыкается снова. Из-за его фланга вырываются невидимые до сих пор четыре пулеметные тачанки и, огибая фланг сотни, мчатся к ней…

«Сотня, стой! Прямо по тачанкам…»

Тачанки в 200—300 шагах делают крутые заезды, и над головами казаков зашелестел несущий смерть ветерок. Вот под трескотню пулеметов взметнулась пыль у самых ног сотни, послышались вскрики. Конники скачут вновь, вновь сверкают шашки, но на них уже меньше обращают внимания; их встречают загнутые фланги, сотня часто бьет по тачанкам. В гуле стрельбы не слышно команд. Но и без них «работа» идет на совесть.

Тачанки на время прекращают стрельбу. Сотня быстро идет дальше, ставя между собою и пулеметами красных всадников.

Но в сотне потери. Невольно сокращается шаг: несут двух убитых – только что прикомандированных казаков; ковыляют раненые подхорунжий Борискин и Абраменко; на фланге поддерживают с трудом передвигающихся раненых: урядников Павленко и Голова. Держится за голову контуженный хорунжий Поморцев[553]; контужены артиллерийскими же снарядами и вахмистр Бурлаков, и урядники Тинельников и Шамшин…

Красные всадники роем окружают сотню; очередной залп заставляет их отскакивать вновь, и сотня продолжает идти. Конники не решают больше атаковать и открывают стрельбу с коня. Гвардейская сотня не обращает на нее внимания.

Но чувствуют красные, что казаки расстреливают последние патроны, – и впрямь последние патронташи с самого командира и офицеров перешли во взводы, – и нет-нет да отдельные всадники близко подскакивают к сотне, кричат: «Сдавайтесь!»

Вот группа их совсем насела на фланг. «Сдавайтесь!» – кричит кто-то. В ответ ему слышится: «Гвардия не сдается, а умирает!» Это крикнул подхорунжий Бурда. Бог знает, с каких далеких уроков «словесности» застрял в казачьей голове этот гордый ответ наполеоновской гвардии и так кстати теперь, под свист пуль, вырвался на предложение сдаться.

Кольцо красных сжимается. Но вдали показалась окраина станицы Старотитаровской. Кто в ней – бог весть, но лишь бы дойти, в станице отбиваться будет легче.