Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV века

В реакции обоих секретарей вполне отчетливо проступает пропагандируемый Парламентом принцип особой власти верховного суда, призванного следить за соблюдением законности. Именно поэтому с обоими секретарями трудно было договориться о нарушении правил. Так, чиновник пытался отказаться от уплаты штрафа, но получил отпор секретаря: «Решение Парламента вынесено от имени короля, и он (секретарь) вовсе не собирается подчиняться устному распоряжению» (26 января 1404 г.). Никола де Бай позволял себе вступать в конфликты даже со знатью и канцлером, отстаивая закон и власть Парламента. Так, он отказался подписать письма о восстановлении «чести и прав» герцога Алансонского, поскольку в них он назван перед герцогом Бурбонским, а это противоречило установленному в аналогичных письмах порядку. При этом сам герцог Бурбонский не возражал, а его тесть — герцог Беррийский вынужден был пожаловаться в Королевский совет на самоуправство секретаря. В итоге письма удалось подписать только после трехдневных уговоров, строгого приказа канцлера, а также заверений, что оба герцога не возражают против такой перестановки и в Совете садятся поочередно один перед другим, наконец, что письма всего в трех экземплярах и предназначены исключительно для владений герцога Алансонского (20 ноября 1413 г.). Не менее независимо повел себя секретарь и по отношению к герцогу Бургундскому, когда тот вызвал его к себе и потребовал отдать деньги, хранящиеся в Парламенте. В ответ секретарь заявил, что «исходя из должности, ничего не может сделать из того, о чем просят, не поговорив с президентами». Лишь на следующий день, после распоряжения Парламента он передал герцогу Бургундскому 4.000 экю (4–5 ноября 1411 г.). И даже поведение в Парламенте императора Сигизмунда секретарь счел непозволительным: император допустил оскорбительный выпад против короля Франции, сев на его место, к тому же пытался повлиять на решение рассматриваемого дела; наконец, здесь же, в зале Парламента, он совершил обряд посвящения в рыцари. Все это Н. де Бай частично вменяет в вину и парламентариям, чьи пышные церемонии в честь императора спровоцировали его неадекватное поведение (16 марта 1416 г.)[403].

Несмотря на явные симпатии к арманьякам, Никола де Бай не спешит исполнять их распоряжения, особенно посягающие на статус парламентария. Так, приказ канцлера поучаствовать в инспектировании города вызвало возмущение секретаря: «Мне было приказано вооружиться, что обошлось в 40 франков, хотя я имею духовное звание. Было бы даже странно сохранять спокойствие и присутствие духа, если уже священники (prestre) вынуждены вооружаться» (4 сентября 1416 г.).

Самооценка парламентариев сквозит и в характеристиках, которые дает секретарь чиновникам Парламента. Так, сообщая о похоронах Филиппа де Молена, он отмечает, что тот умер в почтенном возрасте и во всеобщем уважении за мудрость (8 августа 1409 г.); в отношении Гийома де Ганлиака он пишет, что тот был «очень почтенный клирик, прекрасной и примерной жизни, разумный в суждениях» (9 мая 1414 г.). В тоже время, замечая, что со слов очевидцев он знает, «как свято и почтенно закончил дни» президент Жан де Пупанкур, в своем личном «Дневнике» приписал, что при жизни тот был подозреваем во многих прегрешениях, среди которых главным укором служили постоянные, «как говорили, участия в оргиях разврата в Дни Труа, хотя он был женат» (21 мая 1403 г.)[404].

Взгляд на мир через призму парламентской этики нашел выражение и в представлениях секретарей о сословном делении общества, где они подчас выделяют чиновничество как отдельную группу. Например, Н. де Бай при описании восстания кабошьенов так перечисляет тех, кто подвергся преследованиям: «… дворяне, чиновники, горожане» (11 мая 1413 г.).

Наконец, в полной мере своеобразие взглядов парламентских секретарей на мир и события обнаруживается, если сравнивать их описания и отбор информации с хрониками современников. Прежде всего у секретарей, даже описывавших дефицит и дороговизну продуктов, никогда нет конкретных указаний цен, что придает значимость другим хроникам, например «Дневнику Парижского Горожанина». Так, Клеман де Фокамберг, говоря, что «продукты очень дороги в Париже», ограничивается лишь обшей оценкой: «Дороже, чем когда-либо прежде» (15 октября 1418 г.). Из неполитических событий секретари более всего уделяют внимание сообщениям о погоде, природных стихиях и климатических явлениях, имеющим большую ценность для историков: дождливое и холодное лето 1404 г., буря и град 22 июня 1406 г., засуха в 1412 г., морозы зимой 1423 г., ураган 7 октября 1434 г. И это понятно, поскольку человек вообще очень зависел от природных явлений, они отражались и на работе Парламента[405].