Офсайд

Я крепко держал папку, чтобы из нее ничего не выпало, пока я пытаюсь выбраться из ограниченного пространства. Это было не просто – место для коляски было очень узким, к тому же я старался сохранять расстояние, чтобы не наткнуться на скелета. Это бы меня жутко напугало. Я сдал назад, а затем вперед и чуть развернулся, чтобы удалось протиснуться.

Что ж, почти удалось.

Я врезался прямо в боковину стола и с него упали три книги. Они шлепнулись на стопку бумаг, которые в свою очередь рассыпались по полу. Я попытался откатиться, чтобы дотянуться до них и снова врезался в стол. С него попадали еще книги, прихватив за собой больше бумаг.

– Черт побери!

Такими темпами я полностью измотаю себя, собирая это дерьмо, еще до того, как Стивен начнет со мной второй раунд. Я услышал, как открылась парадная дверь, а затем с треском захлопнулась, и отчасти молился, чтобы к этому моменту его уже уволили.

Потянулся и схватил кипу бумаг, от этого движения немного заныл бок, но я справился. Сложил их в стопку вместе с книгами и потянулся, чтобы закрыть ящик стола, который случайно приоткрылся в процессе. Когда я дотянулся до ручки, на глаза попалось что-то знакомое и вместо того, чтобы закрыть ящик, я чуть больше его приоткрыл.

Это был мой этюдник.

Я оглянулся на дверь, но там никого не было, так что я потянулся и взял этюдник. Я вновь и вновь вертел его в руках, а затем пролистал страницы. Все рисунки с Николь пропали, но с изображением мамы были на месте наряду с парочкой на футбольные темы. Я оглянулся по сторонам, размышляя, куда бы мог спрятать его, когда между страниц выскользнул конверт и упал мне на колени.

Я взял его в руки и осмотрел со всех сторон, и тут же заметил имя папы и наш адрес на титульной стороне, вместе со штампом Чикаго, Иллинойс. На нем не было обратного адреса и у меня взыграло любопытство.

Вскрыв конверт, я развернул письмо.

Доктор Мэлоун,

Во время нашей последней встречи выяснилось, что Томас будет играть в профессиональный футбол. В тот момент я согласился, что не буду искать с ним встреч, несмотря на мое право, ведь ему уже восемнадцать. С тех пор я узнал о случившемся с ним происшествии и его травмах.

Вы должны позволить мне с ним контактировать. Я его никогда даже не видел, потому что так хотела Фрэн, но он мой биологический сын. У нас была договоренность, что если он играет профессионально, как вы того хотели, то я не буду к нему приближаться. Если он больше не может ходить, то теперь ему более чем когда-либо стоит узнать, кто я и что у него есть другие варианты.

Вы не можете удерживать меня вдали от него вечно, Лу. Вы сказали, что он по-прежнему рисует, что означает, у него уже есть к этому способности. Он не может играть в футбол, если не может ходить, а я могу предложить ему совершенно другой путь в жизни.

Свяжитесь со мной до конца этого месяца, чтобы все устроить или я сам с ним свяжусь.

Томас Гарднер

Я уставился на лист в своих руках.

А затем перечитал его снова и снова, в то время как в голове эхом отдавались слова Шекспира: «Глас родителей – это глас Богов¹¹⁵». Мое сердце стучало так сильно, будто Стивен вколол мне еще одну дозу, и я знал – просто знал – из слов, начирканных на скромном листе бумаги, покоящемся у меня в руках, что нашел свое спасение.

Казалось, будто по рукам провели кубиками льда, а кончики пальцев непроизвольно сгибались. Я осознал, что не дышу, лишь когда начала гореть грудь, и сделал резкий вдох, чтобы наполнить тело кислородом.

Я еще раз перечитал письмо.

В моей голове будто сами собой закрутились крошечные шестеренки и, как механизмы сложного замка, череда событий медленно встала на свои места.

– Какого хрена ты делаешь?

Я подпрыгнул на месте и чуть не выскочил из своего кресла. Папа стоял в проеме двери, а его глаза перебегали от моего лица к этюднику у меня на коленях и письму в моих руках.

Я же просто уставился на него, как дебил.

– Я задал тебе вопрос, – повторил он.