Я поцеловал холмики ее грудей, после чего быстро посмотрел вверх в ее глаза, чтобы удостовериться, что все по-прежнему было хорошо. Она все еще выглядела взволнованной, но кивнула, чтобы я продолжал, и у меня не было никакого желания спорить по этому поводу. Она положила руки мне на плечи и, казалось, тем самым успокоилась, в то время как я слева направо осыпал крошечными поцелуями линию, где кружево граничило с кожей. После чего пробежал языком вдоль кромки уже справа налево.
На вкус она была даже лучше, чем приготовленные ею блюда, которые были как у гребанной рок-звезда. Я никогда не пробовал сисек рок-звезды, но уверен, что они и близко не были так хороши, как у моей Румпель.
Она потянулась к застежке у себя за спиной, темно-синяя ткань упала вперед, и я впервые получил возможность по-настоящему узреть совершенство. Я был в восторге. Монумент Вашингтона стал еще более…
Она простонала, а ее руки обвились вокруг моей шеи, когда я втянул в рот первый сосок. Этого показалось недостаточно, поэтому я переключился на второй. Я переходил с одного на другой, и даже постарался свести их поближе друг к другу, чтобы пососать сразу оба. Мне это почти удалось, и я кружил языком по очереди вокруг каждого, прежде чем поднять голову и запечатлеть на ее губах глубокий поцелуй.
– Ты так охренительно красива, – произнес я между поцелуями, – мне чертовски больно на тебя смотреть.
– Больно? – пробормотала она в ответ, потянула меня за волосы, запрокидывая мне голову, и начала целовать вдоль шеи.
– Да, это больно, – ответил я. – В хорошем смысле.
– Хорошо.
Мы лежали на диване раздетые по пояс, касаясь друг друга, целуясь и едва переговариваясь, пока дождь за окном постепенно не стих, а часы на стене не показывали почти полночь.
– Ты готов отправиться в кровать? – спросила Николь, покраснев уже в десятый раз за этот вечер.
– Если ты хочешь, – ответил я.
– Окей.
Понаблюдав за тем, как Николь собирает свой лифчик и рубашку, я последовал за ней наверх в ее комнату. По очереди сходили в ванную, что было одновременно приятно и забавно, учитывая, что мы оба думали о том, что могли бы тут сделать… если бы решили это сделать.
Я присел на край кровати в мягких свободных штанах с изображениями футбольных мячей. Николь взглянула на них и залилась смехом.
– Что?
– Не могу поверить, что такие штаны есть твоего размера, – хихикнула она. – На вид они больше подойдут восьмилетнему.
– Восемь… восемнадцать – какая разница, что на твоих штанах?
– Разница в том, что в твоих штанах, – ляпнула Николь. Ее глаза округлились, и она хлопнула себя по рту.
Я рассмеялся.
– Иди сюда, – сказал я и потянулся, взяв ее за руки. Привлек к себе, в результате она оказалась между моих расставленных колен, зарывшись руками мне в волосы. Я скользнул вверх по ее спине, поигрывая с тонкими тесемками надетой на ней тонкой ночнушки. С этого положения поднял на нее взгляд и зрелище было восхитительным. – Красавица.
Она провела пальцами по моей щеке и откинула мне с лица волосы. Я посмотрел ей в глаза и постарался понять ее безмолвие, в то время как она смотрела на меня сверху вниз долгую секунду, а затем вновь склонилась к моим губам.
«
Мне хотелось уложить ее на кровать, накрыть своим телом и затрахать до смерти.
Ну… в некотором смысле я это сделал.
Но вместе с тем мне хотелось действовать медленно, плавно и нежно, возможно, просто целовать ее всю ночь. Хотя она продолжала быть инициатором всего, что бы ни последовало за этим, тем не менее казалось, что она все еще колебалась каждый раз, когда предпринимала что-то новое или иное.
Не знаю, можно ли было считать меня из-за этого хорошим человеком, скорее всего нет, но по крайней мере, я всегда открыто давал понять чике о своих намерениях. Я никогда не выдавал хрени вроде «Я буду твоим бойфрендом» или «Давай немного потискаемся и я свожу тебя на танцы» или чего-то аналогичного. Я говорил им чего хотел, и они были либо заинтересованы в этом, либо нет. Большинство из них в любом случае пользовались мной лишь для того, чтобы похвастаться, что трахнулись со мной, а я их просто использовал, чтобы сбросить напряжение. Я никогда не был гребанным святым с девчонками, но по крайней мере был прямолинейным. Парень, с которым была Николь, обманывал ее, врал ей и использовал ее совершенно по-другому.
И это было видно.
Я бывал и с застенчивыми девушками и с нерешительными, этим особенно отличались девственницы, которые не были уверены чего ожидать, но ни одна из них не вела себя так, как делала Николь. Порой она дрожала или задерживала дыхание, будто пыталась сконцентрироваться. Я смотрел в ее глаза и в них читалось больше, чем просто присущая стеснительности нерешительность.
Она выглядела так, будто вот-вот заплачет.