Огибая свет (СИ)

— Тогда же будет активирована фаза параллельного восстановления клеток, — почти в ритме «низкого писка» продолжил джинкина-там, — и извлечение криопротекторов… А ещё, Ланс, не забывай о погрешности. Вынужден огорчить, но пробуждение твоих спящих товарищей не будет стопроцентным.

Я сел ещё ровнее, хотя и до этого застыл на кресле, словно проглотил посох Ункац-Арана:

— Хочешь сказать, с разбуженными до меня и Ч’айи случались… неудачи?

Диктатион вздохнул. Неприятно так вздохнул, протяжно.

— Увы, Ланс, — признал он, подмешав в интонации лёгкую горечь, — неудачи, конечно, были. Поверь, вывод из консервации — деликатный и очень напряжённый процесс, за успех которого не ручались даже его создатели…

Шикарно. Очередная отличная новость. Будто сейчас и без того маловато дурных вестей… Но уточнить или развить опасения Хадекин мне не позволил.

— У стаи получилось, — совершенно обыденно сообщил он. — Зикро и его бригада только что проникла в зигомикоту Данава фер Шири-Кегареты. На этом моменте я оставлю тебя, пунчи, пришло время основательно и не отвлекаясь покопаться в грязном бельё…

И он пропал, не позволив даже осознать.

Я поднял глаза в зал, где глаберы один за другим переставали колотить когтями в клавиатоны.

От своего стола отодвинулась самка в стильном и весьма дорогом чёрном плаще. Её примеру последовал мускулистый шрамированный самец в цветастом берете, которого на улицах Бонжура я бы мог ошибочно принять за бойца-Отчаянного из «Загона». Затем коренастый пасюк средних лет с механической лапой до левого плеча. Четвёртый «землекоп». Ещё двое.

Следующим, хрустя шеей, в полный рост поднялся Зикро.

Винияби Шау застыл в комичной позе, напряжённо прислушиваясь к заушнику и внимательно изучая притихших глаберов, один за другим встававших из кресел.

Через минуту все они нависли над рабочими местами, глядя на пёстрые экраны со смесью недоверия и ликования. Ч’айя тоже выбралась из-за консоли, покрутила шеей и устало сорвала напёрстки.

— Мы справились, — негромко произнёс Зикро. — Мы проникли…

Он не обращался ни к кому конкретно, а шум совсем уже близкого сражения, казалось, его вообще не волновал.

— Он действительно не всесилен… — добавил он ещё тише, буквально себе под нос, не понятый никем, кроме меня. И затем в полный голос, победно и визгливо, на весь зал и скаля резцы: — Мы прорвались!

praeteritum

В не самый замечательный День, Когда Старики Безопасно Добрались Домой, мы снова встречаемся в «Серебряном клыке». Если говорить точнее — вечером. Если ещё точнее — почти ночью, заблаговременно зарезервировав стол в углу.

Меня изрядно мотает, и гл о тка просит добротного глотк а. Дело очередного клиента близко к развязке, но я никак не могу настроиться на кульминационный разговор с его дочерью.

Выдуманные вопросы кажутся пустыми и неправильными, опросная цепь никак не желает выстраиваться в надёжную конструкцию, а на окраине сознания без устали пульсирует совершенно неуместная мысль: «обязательно спроси её, причинял ли хоть когда-то отец или его братья ей боль?». Мысль зудит и чешется, намекая, что в случае утвердительного ответа я не посмею взять положенных денег.

На входе в «Клык» меня пытается вызвать Амма, но я прихлопываю «болтушку». Байши, голос названной сестры сейчас точно не поможет принять решение, только усугубит…

Внутри привычно шумно (в меру), светло (чуть меньше меры), воняет чу-ха (снова в меру) и пролитым элем (совсем уж без меры). Мне кивают, показывают скрещённые пальцы, я эмоционально зерк а лю. Незнакомые самцы недоверчиво хмурятся, приобнажая резцы, и я снова зеркалю.