Огюст Бланки

Он ожидает войны, ибо давно уже убежден, что Империя вынуждена будет в конце концов прибегнуть к ней с целью самосохранения. Еще в 1867 году он писал: «Я думаю, что война неизбежна в более или менее близком будущем». В последующие годы он еще более уверенно предсказывает войну. Летом 1870 года, когда Империя устраивает в Блуа суд над бланкистами, он уезжает в Брюссель. Бланки внимательно следит за дипломатической обстановкой и видит, как Луи Бонапарт ищет повода для войны. Но войны желает и канцлер Пруссии Бисмарк. Он давно уже стремится объединить вокруг прусского королевства десятки мелких германских государств. В 1866 году в результате войны с Австрией в этом деле уже многое достигнуто. Но чтобы завершить свой великий замысел, надо объединить Германию железом и кровью. Нужна новая, еще более успешная война. Бисмарк неизмеримо более умный, целеустремленный политик, чем Наполеон III. Французский император и во внешней политике, в дипломатии представлял собой жалкую пародию на своего великого дядю. Луи Бонапарт глупо попадает в коварную дипломатическую ловушку, подстроенную Бисмарком, и 20 июля Империя с большой помпой объявляет войну Пруссии…

Во Франции немедленно возникает волна бешеного патриотизма. Даже республиканцы, враги Империи, кричат вместе со всеми: «На Берлин!» Бланки переживает глубокий внутренний конфликт. Он понимает, что поражение в этой войне приведет к гибели Империи, откроет путь для революции. Но он не может перенести и мысли об унижении Франции, ибо Бланки прежде всего — пламенный патриот. Он хочет победы Франции, но он хочет и революции, несовместимой с этой победой. Бланки колеблется, терзается и решает подождать фатального хода событий.

РАЗГРОМ

Только 2 августа французские и прусские войска впервые сталкиваются у Саарбрюккена. В Париже все с нетерпением ждут победных сообщений. В сознании французов засела неискоренимая, врожденная идея, что Наполеон — это победа. При этом как-то забывают, что Наполеон-то сейчас у них совсем не тот… 4 августа происходят первые сражения, а 6 августа по Парижу из Биржи распространяется слух об одержанных победах. Восторг охватывает парижан. Эдмон Гонкур в своих «Дневниках» описывает этот день: «Мне никогда еще не приходилось быть свидетелем подобного энтузиазма. Идешь сквозь толпу бледных от волнения мужчин, скачущих ребятишек, жестикулирующих, как пьяные, женщин… Но депешу о поражении прусского кронпринца и захвате двадцати пяти тысяч пленных, которую якобы вывесили в помещении Биржи, и каждый, кого ни спросишь, уже видел собственными глазами депешу, о которой люди, словно загипнотизированные, говорят мне, указывая пальцем на совершенно пустую стену: „Да вот она!“ — эту депешу мне так и не удалось обнаружить».

Париж ликует, когда поздно вечером императрице, оставшейся в Париже регентшей, подают настоящую депешу от императора, находящегося при армии: «Мы вынуждены отступать. Необходимо держаться мужественно. Надо объявить осадное положение и готовиться к обороне столицы». С быстротой молнии разносится весть о разгроме французских войск при Виссембурге, у Верта и Форбаха. Недолгое оцепенение сменяется возмущением. Парижане ринулись к Бирже, избивая биржевиков… А прусские войска продолжают уничтожение наполеоновской армии. 7 августа утром в Париже расклеены афиши, извещавшие о поражениях французов, о введении осадного положения. Это было траурное, горькое воскресенье, когда люди до конца осознали смысл событий, которых мало кто ожидал, наслушавшись хвастливых разглагольствований Луи Бонапарта и его генералов. Оказалось, что и здесь Империя принесла Франции несчастье. Вспоминают, как были заглушены всеобщим негодованием предостережения депутатов оппозиции в момент объявления войны.

9 августа происходит заседание палаты. Изгоняют правительство Эмиля Оливье. На его место назначают генерала Кузена-Монтобана. Этот ярый бонапартист известен больше как граф Паликао. Свой экзотический титул и имя он получил за то, что разграбил и сжег древние дворцы в Пекине. Значит, Империя еще пытается уцелеть. Помогает страх, охвативший так называемую левую оппозицию. Ее знаменитые ораторы Фавр и Гамбетта призывают к спокойствию и порядку. Они тоже напуганы ревом гигантской толпы, заполнившей площадь Конкорд. Усиленные ряды войск защищают Бурбонский дворец от ее натиска. У всех на устах одно слово: «Республика!» Только она может спасти Францию от катастрофы, к которой ее привела Империя. В час дня императрица телеграфирует Наполеону III: «У меня нет командующего, между тем как на улицах уже почти бушует мятеж…»

Толпа готова на все, но у нее нет вождей. Все они либо в изгнании, либо в тюрьме. Один призыв — и толпа пошла бы на Бурбонский дворец! Здесь много бланкистов, но они чувствуют себя брошенными. Ведь сейчас именно такой момент, который так выгоден для восстания! Они с горечью говорят в этот вечер об упущенной возможности. Бланкистская партия организована таким образом, что без Старика она совершенно беспомощна. А он в Бельгии.