Огюст Бланки

Роллен, Луи Блан, Альбер и Флокон. Это была плата за то, что Временное правительство сделало все, чтобы свести на нет завоевания февраля. Барбес и Конспдеран в Париже провалились, но прошли в провинциальных избирательных округах. Бланки, Распай и Кабэ не были избраны. Зато Ламартин получил больше всех голосов — 259800. А Бланки собрал лишь 5480, тогда как Барбес получил в Париже 64065, а Распай — 52 035. Сказался, конечно, скандал, вызванный публикацией «документа Ташеро». Но главную роль сыграла ожесточенная травля, преследование социалистов и коммунистов. Продолжатель и пропагандист идей Фурье, Консидеран писал в апреле: «Спросите любого из этих добропорядочных слабоумных буржуа: кто такой социалист? И он обязательно ответит вам, что социалист — это опасный, безнравственный человек, который мечтает о Поджогах и грабежах, о разделе земель и требует общности жен».

Не проводя различия между социализмом и коммунизмом, и то и другое сделали бранными словами. Выражаясь современным языком, все средства массовой информации пустили в ход, чтобы скомпрометировать социалистов. Блана, Кабэ, Прудона, Консидерана свели в одну банду разбойников. Особую ненависть возбуждали по отношению к Бланки, совершенно не стесняясь в эпитетах. Слово «предатель» было еще довольно мягким, некоторые писаки называли его «шакалом». Особенно издевались над лозунгом «право на труд» и над пресловутыми Национальными мастерскими, как и над Люксембургской комиссией. Вообще социализм оказался воплощением козней самого сатаны. Предлагались такие синонимы слова «социалист»: «опустошитель», «грабитель», «анархист».

И подобные карикатуры имели успех. Франция, что касается подавляющего большинства своего населения, еще просто не доросла до социализма. Даже такие люди, как Ледрю-Роллен, то есть мелкобуржуазные республиканцы, подвергались поношению за близость к социалистам, притом не только к безвредным, но и полезным для буржуазии, как Луи Блан.

Все это и сказалось на итогах выборов. Левореспубликанская газета «Реформ» писала: «Мы считались с возможностью очень плохих выборов, но надо признаться, что события превзошли наши ожидания». А Бланки оставалось только с мрачным удовлетворением констатировать, насколько он был прав, когда добивался отсрочки проведения выборов и когда люди, близкие к «Реформ», яростно противились этому. Теперь и им пришлось расплачиваться за свою глупость. Вообще, итоги первых настоящих всеобщих выборов, о которых так мечтали республиканцы, считая их высшим выражением демократии, заставили Бланки задуматься о главной цели, о смысле всей его жизни. Он был искренним патриотом, горячо любил Францию. А Франция решительно отвергала его политический и социальный идеал. Ясно, что его можно было навязать стране только силой. А вскоре после выборов произошли события, давшие ему новую пищу для грустных размышлений, если не для отчаяния...

Трагические события произошли в Нормандии, в Руане, одном из центров текстильной промышленности. Рабочим здесь давно уже было несладко, наглая эксплуатация дошла до крайних пределов. Брат Бланки, сделавший карьеру видного экономиста, писал в 1848 году, что «никакая нищета в мире не может сравниться с нищетой жителей квартала Мартинвиль в Руане».

Рабочие наивно рассчитывали на выборы. Они выдвинули своих кандидатов. Но их список провалился. Зато миллионеры — фабриканты Гранден и Левассер — стали депутатами Учредительного собрания. Рабочим стало известно, что результаты голосования фальсифицированы, что они гнусно обмануты. И тогда выросли баррикады. Восставшие укрепились в кварталах Мартинвиль и Сен-Север. Правый республиканец Сенар, представитель направления «Насьональ», взялся наводить «порядок». Оказывается, заранее были подготовлены войска генерала Жерара. Пустили в ход артиллерию. Около сотни рабочих было убито, несколько сот ранено. Беспощадно убивали женщин и детей. Разгром восстания вынудил многих рабочих искать убежища в окрестностях Руана. Но там буржуа с охотничьими ружьями и собаками устроили охоту на людей.