Читаем Огюст Бланки полностью

Но зато 3 ноября в Париже проводится плебисцит по вопросу об одобрении деятельности нового правительства. Официальное обращение к населению просило ответить на вопрос: «Хочет ли оно иметь правительство Бланки, Феликса Пиа, Флуранса и их друзей, подкрепленное революционной Коммуной, или же оно по-прежнему доверяет людям, которые взяли на себя 4 сентября тяжелую обязанность спасти родину?» Призрак «красного» правительства во главе с Бланки напугал мелкую буржуазию. На плебисците 557 тысяч человек отвечают «да» правительству и только 68 тысяч «нет». Значит, Бланки вновь терпит поражение. Положительный ответ означал, по его мнению, согласие на перемирие, а следовательно, на расчленение и унижение Франции. Действительно, начинаются переговоры с пруссаками, Тьер встречается с Бисмарком.

Бланки писал в своей газете «Патри ан данже» о правительстве «национальной обороны»: «Ратуша является знаменем предателей и хамелеонов, людей, угождающих нашим и вашим... Все развратные души укрываются под ее сенью, хором подпевают всем ее плутням. Ратуша — это контрреволюция, она роет могилу Франции». Самое интересное, что Бланки писал это 30 октября, за день до событий, о которых только что рассказано. Теперь на долю Бланки остается лишь горькое удовлетворение пророка, мрачное предвидение которого действительность полностью оправдала. Он узнает, что арестовывают его друзей. Ему необходимо снова скрываться, и он располагается в каморке в квартире верного друга Леона Лев-ро, откуда никуда не выходит.

Но Бланки, конечно, продолжает бороться. Он делает свою газету, и по-прежнему в ней печатаются его статьи. Почти девяносто номеров газеты «Патри ан данже» представляют собой не просто периодическое издание, ежедневную газету, но удивительный человеческий документ. Бланки пишет в каждый номер и пишет только на одну тему: защита родины любой ценой! Нет ни малейшего желания сделать газету менее однообразной ради привлечения интереса читателей. Бланки не в состоянии представить себе, что можно думать о чем-то другом в момент, когда Франция в опасности. Это поразительный пример всепоглощающего чувства патриотизма. Бланки не военный, но обнаруживает вдруг изощренное военно-стратегическое мышление в критике военных мероприятий правительства. Один крайний консерватор огорченно отмечал: «Но ведь все это — правда! Но ведь он глубоко прав! Как жаль, что все это говорит Бланки!»

Действительно, так должны были бы рассуждать генерал Трошю и ему подобные. Разумеется, свою главную тему Бланки связывает с дипломатией и внутренней политикой. Всепоглощающая страсть — забота о родине — не мешает ему видеть классовую причину трагедии Франции — паразитизм ее буржуазии. Что отсутствует в его статьях, так это космополитизм. Его отношение к немцам, пруссакам отличается своеобразным шовинизмом, продиктованным убеждением, что только Франция способна быть страной великой революции, а Германия заслуживает в этом отношении лишь презрения. Но вопреки обвинениям некоторых современных историков он не расист. Напротив, он осуждает расизм немцев: «Виновником войны является народ, который объявляет себя высшей расой... Разве не осмелились их ученые говорить под гром аплодисментов, что или латинская, или германская раса должна погибнуть, ибо их сосуществование несовместимо?»

Бланки во многом человек крайностей, но чувство патриотизма доходит в нем до немыслимо горячего накала. Французский писатель и дипломат Жан-Жак Вейс писал о статьях Бланки в его газете: «Эти строки жгли и восторгали! Какая сила! Какая нежная и трогательная любовь к находящемуся в опасности отечеству! Какое болезненное сочувствие его ранам! Какие невыносимые страдания! С каким гневом, с какой великолепной яростью он обрушивался на бездарных правителей и отвратительных в своем тщеславии господ, которые, любуясь собою, губили Париж! Так писать в шестьдесят пять лет, после двадцати лет тюрьмы, когда воображение иссякает, чувства угасают, тело истощено, а дух утомлен, — разве не значит это писать кровью и соком своего сердца?»

8 декабря «Патри ан данже» извещает, что это последний номер. Больше газета не сможет выходить, ибо редакция не в состоянии при своей бедности и дальше покрывать ее дефицит. Бланки выражает горькое сожаление, что издание приходится прекращать в момент, когда каждый должен бороться из последних сил. Бланки замолкает так же, как замер весь Париж, тишину которого нарушает лишь канонада прусской артиллерии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное