Читаем Огюст Бланки полностью

Погребальным звоном по Коммуне звучали залпы версальских карателей, убивавших парижских рабочих. Злобная радость Тьера была тем более велика, что он мог теперь наконец избавиться от страха, что Коммуна освободит Бланки и обретет новую силу. Из-за этого страха он держал его в Кагорской тюрьме, не решаясь даже на перевод в более надежную темницу. Пока была сильна Коммуна, существовала опасность, что либо в Кагоре, либо по пути, во время перевозки Бланки, бланкисты освободят своего вождя. Конечно, были приняты строжайшие меры, чтобы местопребывание Бланки оставалось неизвестным. Ему запретили не только свидания, но даже переписку с кем-либо, даже с родственниками. За два месяца к нему в камеру наведались лишь местный префект и прокурор. К Бланки из охраны имел право заходить только старший надзиратель тюрьмы. Все попытки сестры Бланки добиться свидания с ним или просто узнать, где он находится, остались безуспешными. Напрасно и сам Бланки требовал встречи с судебным следователем.

Но в Версале учитывали, что, как ни строго охраняют Бланки, тайна все равно станет известной. Действительно, Гранже уже бродил вокруг Кагорской тюрьмы. Поэтому давно решили упрятать его в такое место, которое гарантировало бы полную изоляцию от внешнего мира и полную невозможность вырваться на свободу. Этим занялись еще в апреле. Сам военный министр Ле-Фло, крупный землевладелец в Бретани, облюбовал подходящее место. Вблизи его владений, у северного побережья полуострова Бретань, находился маленький скалистый островок, весь занятый старинной крепостью. Уже 3 мая командир Брестской дивизии, расположенной вблизи этих мест, доложил военному министру, что все подготовлено для приема важного политического преступника, что для конвоирования подобран надежный офицер с солдатами. Морской префект вскоре, в свою очередь, доложил морскому министру Потюо, который тоже занимался этим делом, что подобран караул уединенной морской крепости, что на месте уже находится капитан генерального штаба для особого наблюдения над задуманной операцией.

Но переводить Бланки решились только после того, как версальские войска вступили в Париж. Решили, что теперь можно действовать, ибо дни Коммуны сочтены и ей уже не до освобождения Бланки. Рано утром 22 мая 1871 года Бланки поднимают, под охраной офицера и пяти жандармов доставляют на вокзал и везут куда-то к северу, не говоря ему ни слова о месте его назначения. Поскольку поезд движется в северо-западном направлении и Бланки провозят через Сомюр, Анжер, Нант, Ренн, он видит, что оказался в Бретани. Догадаться было нетрудно потому, что здесь, в традиционно самом отсталом, реакционном районе Франции, на остановках Бланки становится объектом самых враждебных демонстраций. Разошелся слух, что везут опасного преступника, кровожадного ненавистника порядка и собственности. «Мошенник! Разбойник!» — раздаются злобные выкрики по его адресу. Расстояние, отделявшее старое место заключения от нового, по прямой всего около шестисот километров. Но из-за многочисленных остановок и сложного маршрута переезд занял двое суток.

Наконец поздно вечером прибывают в приморский городок Морлэ. Бланки пересаживают в тюремную карету и везут еще тринадцать километров к Карантеку. Уже час ночи, когда Бланки сажают в большую лодку. Через два часа плавания лодка приближается к каким-то скалам, на которых видна старинная крепостная стена. Бланки высаживают на камни и ведут через подъемный мост в крепость Торо. Внутри он оказался в караульном помещении, где находилось около двух десятков солдат. Затем его ведут через двор к лестнице из восьми ступеней, за которой маленькая дверь каземата. Еще тринадцать ступеней вниз, еще дверь, а за ней мрак и холод подземной камеры. При свете тусклого фонаря Бланки замечает в

углу матрас. Он падает на него, измученный, совершенно обессиленный путешествием. Дверь за ним с грохотом запирают. Бланки в новой, очередной тюрьме, о которой он еще ничего не знает...

Проснувшись утром, Бланки видит себя в камере со сводчатым потолком старинной постройки. Камень степ почернел, покрылся плесенью. Довольно просторно, метров десять в длину и пять в ширину. С одной стороны заметен квадрат кирпичной кладки, которой наглухо заделано окно, выходившее на море. На противоположной стороне другое окно с ржавой решеткой, выходящее в колодец внутреннего двора, откуда пробивается тусклый свет. Видно, что солнце сюда никогда не заглядывает. Здесь даже в полдень — сумерки. Бланки привык уже сравнивать условия своих тюрем, и он сразу убеждается, что здесь хуже, чем в Мон-Сен-Мишель, где по крайней мере можно было любоваться морем, прибрежным песком и небом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное