Восстановительные работы, проведенные в Исаакиевском соборе в послевоенные годы, имеют мало себе равных по масштабу и разнообразию. Они обогатили теорию и практику реставрации рядом ценных новшеств и продемонстрировали высокое мастерство реставраторов.
VI. Александровская колонна
Идея установки в Петербурге триумфальной колонны принадлежит самому Монферрану. Еще в 1814 г., вручая в Париже свой альбом Александру I, он рассчитывал заинтересовать императора победившей державы установкой в России «триумфальной колонны, посвященной Всеобщему миру», и представил проект этой колонны, состоящей из трех частей: основания с пьедесталом, тела колонны (фуста) и венчающей колонну фигуры Александра I в античных одеждах. Идея понравилась, но заказа на ее воплощение Монферран не получил и, как мы знаем, целое десятилетие, с 1818 по 1828 г., был занят проектированием и строительством Исаакиевского собора. Между тем, после смерти Александра I, желая утвердить деяния предшественника, Николай I счел необходимым создать памятник на площади перед Зимним дворцом.
Монферран, к тому времени назначенный главным архитектором Исаакиевского собора, стал автором нескольких других построек. Получив заказ на проект монумента, Монферран писал: «Размышляя предварительно о месте, которое для него было предназначено, мне было легко понять, что скульптурный памятник, каковы бы ни были его пропорции, никогда не удастся согласовать с окружающими его обширными зданиями» [63]. Отказавшись от скульптурного изображения, зодчий приступил к проектированию памятника, задумав его в виде четырехгранного обелиска из цельного куска гранита, по своим пропорциям приближающегося к египетским обелискам времени Среднего царства (обелиск Сенусерта, первая треть II тысячелетия до н. э.) На его гранях должны были размещаться барельефы скульптора Федора Толстого, изображающие эпизоды войны 1812 г.
Вот как обосновал сам архитектор выбор идеи мемориального памятника: «Памятники — это всегда открытая страница, где народ может черпать во все времена знания о прошедших событиях, проникаться справедливой гордостью при виде замечательных примеров, которые ему завещаны славными предками… Граждане будут больше любить города, обогащенные памятниками, которые им будут напоминать о славе Отчизны».
Вскоре пришлось отказаться и от мысли установить на Дворцовой площади обелиск. Главная причина заключалась в том, что он не соответствовал характеру архитектуры ансамбля площади, который формировался в связи с постройкой Главного штаба и приобретал черты завершенности, несмотря на разновременность и стилистическую неоднородность входящих в него зданий.
Эспланада трех площадей: Исаакиевской, Адмиралтейской и Дворцовой с величавыми зданиями Зимнего дворца и Адмиралтейства, просторов Невы и громады Исаакиевского собора требовала для своего равновесия иной по характеру вертикали. Монферран окончательно утвердился в мысли, что такой доминантой должна стать колонна, которая не превышала бы по высоте шпиль Адмиралтейства и купол Исаакиевского собора, но была соразмерна Дворцовой площади и являлась необходимым композиционным элементом в пространственной структуре архитектурного ансамбля центральных площадей города. Речь шла о том, чтобы создать монумент, достойно отвечающий цели акцентировать центр Дворцовой площади.
Обдумывая архитектурное, пластическое решение монумента, Монферран в поисках возможных прототипов вновь обратился к историческим аналогиям. Теперь уже не древний Египет, а императорский Рим стал источником художественного вдохновения. Из трех античных триумфальных колонн — Антонина и Траяна в Риме и Помпея в Александрии — его внимание привлекла колонна Траяна. Был еще один пример — колонна Славы высотой 43 метра, установленная на Вандомской площади в Париже в 1806–1810 гг. по проекту архитектора Ж. Лемера, который находился под сильным влиянием художественного образа колонны Траяна[43]. Это был в то время самый высокий памятник такого типа. В своем проекте триумфальной колонны Монферран решил превзойти по высоте именно эту колонну.
Считая колонну Траяна непревзойденным образцом по совершенству формы и внутренней гармонии, он писал: «Колонна Траяна, этот наиболее прекрасный образец, созданный людьми в этом роде, естественно представлялся моему уму, и я должен был и в дальнейшем, подобно тому, как это сделали в Риме в отношении колонны Антонина, а в Париже с колонной Наполеона, постараться насколько возможно приблизиться к прекрасному античному образцу» [63].