Епископ словно почувствовал изменившееся внутреннее состояние отца Леонида, его мысленный крик. Он пристально на него посмотрел, и взгляд его как бы говорил: ну давай, не молчи, выскажись, а мы запишем. Но отец Леонид промолчал. Он словно окаменел, окаменело его тело, окаменели чувства. Иссякла молитва, и одна страшная мысль пронзила сознание; погасив собой яркий солнечный день за окном, горящий золотым огнем купол Храма:
Да они же все здесь безбожники, да у них же нет ничего святого! И посему готовься к самому наихудшему…
Тут же последовал следующий удар. Встал отец Александр, которого он считал своим. С трудом выдавливая из себя слова, отец Александр стал жаловаться на то, что у него отец Леонид забирает требы. Жадный, значит. Своих треб ему мало, он чужие гребет.
Да как он может, да это чудовищная, мелочная и от того вдвойне подлая ложь! – кричало все в отце Леониде.
Один раз я хоронил на твоей территории свою собственную тещу, твою прихожанку. Ну, так это была моя теща! Я ее исповедовал и причащал перед смертью, и последняя воля умирающей была, чтобы я ее отпел. Я! А ты бегал все вокруг, все свои услуги предлагал… И так все теперь перевернуть с ног на голову!
– Отец Александр, ты сошел с ума, – вырвалось из груди отца Леонида, почти помимо его воли.
Отец Александр запнулся и сел, не закончив мысли. Но еще не успел он облегченно вздохнуть, сев, как в дверях возник староста кафедрального собора. Вместе с секретарем епархии.
– Вы, кажется, что-то хотели нам сказать, Сергей Петрович? – спросил его епископ.
– Да, владыка, – живо откликнулся староста храма и поддался корпусом вперед. – Несколько месяцев назад отец Леонид в личной беседе со мной назвал Вас бичом. Да, так и сказал: был у нас раньше, до Вас, хороший епископ, а теперь бич какой-то.
– То есть, бомж, – уточнил епископ. – Очень интересно. Что скажете на это, батюшка?
Отец Леонид стремительно терял самообладание. Кровь бросилась ему в голову. Еще секунда, и он сорвется на крик, скажет что-то колкое в адрес архиерея и собрания. А потом покинет епархиальное управление и никогда больше не вернется. И прочь, прочь из епархии в леса, в скит!
– Я не понимаю, что здесь делает мирянин? – Последним усилием воли отец Леонид убрал из своего голоса все эмоциональные нотки, голос стал ледяным, безжизненным.
– И как он смеет так нагло лгать на священнослужителя? Это наглая ложь! Я вообще не понимаю, к чему весь этот спектакль, владыка? Я здесь как подсудимый, или как брат во Христе?