Но что это с ней? Ее волосы были разделены и заплетены в две косы, золотистыми змеями спускавшиеся по груди на вышитую завеску, какие носят только замужние женщины. И поверх рубахи на ней надета понева, давно приготовленная и ждавшая своего часа в ларе с приданым. При виде сестры, одетой в сряду молодухи, естественно было подумать, что она внезапно вышла замуж. Но где тогда повой и сорока, почему ее волосы открыты? Значит, она все же не замужем?
От изумления Дивляна даже забыла о своих собственных делах. Между тем в ее отсутствие Ладога пережила еще одно весьма значительное событие. Через три пятерицы после Купалы Милорада однажды послала за семью жрицами богинь и попросила их прийти в Ладино святилище. Сойдясь у белого камня, три старухи, Велерада с Сологой и две девушки застали там Милораду с ее старшей дочерью — теперь все девять служительниц Матерей Земли были в сборе. И все пришедшие сразу поняли, зачем их позвали. Яромила стояла возле срединного капа, изображавшего Мать Макошь. Ее рыжевато-золотистые волосы были распущены, что означало какой-то крутой перелом в жизни, переход с одной ступени на другую.
— Я более не Леля, — со спокойным удовлетворением объявила Яромила, поздоровавшись со всеми. — С Купальской ночи я понесла, и к Ладину велика-дню родится у меня сын — дитя купальских костров. Позвала я вас сюда, чтобы избрали вы из ладожских дочерей другую деву для служения Леле, на смену мне, а для меня попросили у Матерей Земли благословения и защиты.
Жрицы переглядывались. По привычке все бросали взгляды на Милораду, словно ожидали от нее мнения и совета, но она оставалась бесстрастной, предоставив им самим решать, как отнестись к этой новости.
— Сына Ярилы понесла, стало быть, наша Леля, Велесова сына, — изрекла наконец Вельямара. — Это добрая весть.
— А почем знаете, что сын будет? — с любопытством спросила Солога.
— Сон я видела в Купальскую ночь, — пояснила Яромила. Она сохраняла совершенно спокойный и уверенный вид, будто ничуть не сожалела о потере своего почетного положения. Она и в самом деле не сожалела. — Сами чуры поведали мне, что из Лели стану я Ладой и выведу их из мрака на свет, что подвластно старшей из Рожаниц, Небесной Елени, Солнцевой Матери. И сказали, что сын мой знатным витязем будет, хоть и не жил он на нашей земле прежде и умрет не на ней.
Дитя купальских костров — не такая уж редкость, каждый год в первый день весны эти дети появляются на свет — когда больше, когда меньше. Правда, обычно их матери успевают покрыть голову и войти в дом будущего отца как его жена, благословенная своим родом и принятая новым. Но когда этого не случается, такой ребенок обычно принимается как знак милости богов — если род не слишком беден и не считает бедой появление лишнего рта. Но дитя самой Лели, Девы Альдоги — это нечто большее. Дитя Огня и Воды, родившееся от слияния стихий в эту священную ночь, становилось добрым предзнаменованием для всей Ладоги. Волхов-батюшка, принимавший в свои объятия невесту-жертву, отпустил ее обратно к людям не одну, и это означало особую милость общего кормильца! Этот ребенок несет в себе благословение сразу после рождения и даже до него.
Здесь же, у белого камня, Милорада и жрицы Лады заплели волосы Яромилы в две косы, но оставили их непокрытыми, поскольку она не покидала свой род и не входила в чужой, одели ее в поневу и завеску, которые носят замужние женщины, чтобы скрывать от чужих глаз будущее дитя, а с помощью обережной вышивки защищать и наделять силами его и себя.
Новость быстро разлетелась по Ладоге и вызвала всеобщее оживление. Девицы, оказавшиеся в схожем положении, начали улыбаться даже несколько горделиво, а Белка, лишенная материнских наставлений и пригляда, только теперь и задумалась, а что это у нее того… не того… ну, «краски» все не приходят? Ба-а-тюшки-и-и… А молоденькие девушки, только взрослеющие, возликовали и того пуще: ведь предстоят выборы новой Лели, и эта честь могла выпасть любой девушке из хорошего рода. Срок настанет в начале новой весны, но, вероятно, право ездить на белом коне получит третья дочь Милорады, Велемила, которая по всем приметам, не укрывшимся от материнского глаза, как раз к тому времени должна созреть. Пока же освободившееся место заняла Веснояра, из внучек стрыя-деда Братомера, и что ей мешало мечтать о том, что за нею оно и останется?