Огнедева

Они пели, приветствуя встающее солнце, и казалось, оно выходит именно потому, что слышит их и радуется чести, которую ему, древнему и вечно юному светилу, воздают юные девы. Так было и сотню, и тысячу, и две тысячи лет назад — только менялся язык, на котором ему пели хвалу, менялись лица девушек, встречающих его восход на вершине священного холма, — и так будет всегда, пока стоит белый свет. А Дивляне мерещилось, что Дивинец, с которого в этот утренний час открывался просторный и прекрасный вид на широкий ярко-синий Волхов, на одетые свежей зеленью берега, на голубое, с белыми облаками небо, на сопки, на дальние леса, и есть та самая Мер-гора, всем горам мать, о которой они поют. Они стояли в самой середине мира, и их заклинающая песня поднимала солнце из Ночного Моря, возобновляя жизнь на земле. В эти мгновения Дивляна чувствовала в себе столько сил, что, казалось, могла бы раскинуть руки-крылья и полететь. Наверное, все это чувствует сама богиня Леля, в это время полновластная хозяйка земного мира.

А вечерами, когда солнце садилось, они исполняли другие обряды. Сплетя по венку, три девушки и одна молодая вдова спускались в безлюдном месте к воде и пускали венки по Волхову, оставляя в траве под кустами, у самой воды, подношения русалкам: вареные яйца, кашу в маленьких горшочках, слепленных нарочно для этого, вышитые полотенца. В эти дни русалки, водяные девы и дочери Волхова, могут быть опасны, и их полагалось задобрить.

Была уже почти полночь, но совсем светло — в конце весны солнце садится поздно, а тьма и вовсе почти не приходит. В невесомой прозрачной полутьме, словно выводящей человека на грань Нави, во влажном дыхании большой реки, среди шепота листвы девушкам было очень страшно, но при этом и немного весело. Так и казалось, что сейчас из воды появятся стройные девы с длинными волосами, с которых постоянно течет вода… или прохладная рука вдруг мягко ляжет сзади на плечо… или кто-то окликнет незнакомым тихим голосом… поманит за собой… Но обряды выполнять надо, и девушки, постоянно подталкивая друг друга и подавляя беспокойный смех, доводили дело до конца. Пуская венок по воде, доверяя свою судьбу батюшке-Волхову, Дивляна снова думала о Вольге. Если бы не эта проклятая война, он сейчас был бы здесь — они вместе гуляли бы с прочей молодежью до самой утренней зари, пели бы песни, водили круги, бегали, гонялись друг за другом… И, наверное, где-нибудь в рощице или за кустами на обрыве он бы поцеловал ее снова, как тогда, обнял бы крепко-крепко… И никто бы им не помешал, потому что Ярилины праздники для этого и бывают… И тогда, может быть, прямо с Купалы он увез бы ее с собой в Плесков, а нет — осенью за ней приехали бы люди князя Судислава и она вошла бы в его род, чтобы в будущем стать матерью новых плесковских князей…

Все это так ярко и живо стояло у нее перед глазами, словно Дивляна смотрела на уже случившееся. Только бы лето не прошло совсем и Ладога успела избавиться от руси! Дивляна понимала, что до Купалы разделаться с русью едва ли получится, и ей хотелось просить богов, чтобы они как-то растянули время, дали всем ее мечтам осуществиться еще летом, чтобы не пришлось ждать до осени…

А хотя — и осенью тоже хорошо. И она принималась мечтать о том, как после уборки урожая приедут за ней люди от плесковского князя, как ее будут собирать, провожать, как повезут в Плесков, где ее ждет жених, как там будут играть свадьбу… И когда ее отведут в овин, где молодые обычно проводят первую ночь, и уложат на постель из ржаных снопов нового урожая, Вольга придет к ней уже как муж… И то, что между ними произойдет, будет важно не только для них, а для всего Плескова, и все лучшие мужи города будут пить пиво за них, зная, что в это время закладываются основы продолжения рода плесковских князей… Дивляна фыркнула от смеха, зажала рот рукой и огляделась — не подсмотрел ли кто ее мысли? Как ни выйдет — по-всякому хорошо!

Глава 7

боги как будто услышали ее. Дней за десять до Купалы, когда Дивляна с тремя подругами возвращалась с берега Волхова, Белка вдруг дернула ее за руку и крикнула:

— Ой, смотри! Огонь!

Пламя, подающее знак, пылало на сопках Велеши, и вот уже взвился столб дыма над Дивинцом.

— Ой, девки, бежим! — охнула вдова Снежица и первой пустилась к домам.

В одних рубашках с мокрыми подолами, подпоясанные жгутами из травы и цветов, босые, с цветами в растрепанных косах, они сами напоминали русалок, которых что-то спугнуло, выгнало из воды и заставило искать спасения в человеческом жилье. А навстречу им уже неслись толпой вооруженные мужчины. Все это время оружие и снаряжение каждый держал под рукой днем и ночью, поэтому собираться было недолго.

— Домой, домой живее! — Велем, первый увидевший Дивляну, замахал рукой. Сам он уже был в стегаче и шлеме, с щитом на плече и топором в руке. — Сиди и не высовывайся! — успел он только приказать и тут же умчался вслед за отцом и Доброней.

— Что это? — крикнула Дивляна, перед домом наткнувшись на мать.