– Когда мы выезжали из замка, я думала, что мой оруженосец – человек твердой воли, непоколебимых высоких душевных качеств и, самое главное, достаточно разумен, чтобы делать из всего происходящего верные выводы. Хотя бы в большинстве случаев. – Повернувшись к молчащему Альвину, я бесцеремонно ткнула его указательным пальцем в центр кирасы. – До какого-то момента он таким и был. А потом с ним случилась великая любовь, и человек со стальной волей превратился в нервный, эгоистичный кусок мяса. Который поддается порокам один за другим. Жажда мести, ревность, злоба на весь мир. Ты что думаешь, я слепая или, может быть, тупая и не понимаю, к чему все идет?
С каждой следующей фразой я продолжала тыкать в его грудь пальцем, наступая на него, но не повышая голоса. Мне не хотелось орать. Я чувствовала, что эти мысли уже давно выстраданы мною и сейчас просто нашли выход, облекшись в нужные слова. Единственное, что я сейчас испытывала, это острое чувство усталости и разочарования. Мне было действительно горько оттого, что Альвин оказался не таким, каким я его представляла. Недостаточно твердым.
Мой телохранитель отступал, бросая растерянные взгляды вокруг, словно ища, чем защититься. Я же продолжая наседать.
– Все идет к тому, что ты заставляешь меня сомневаться в себе. Да, мне тоже жаль Дору. Более того, я убила ее своими руками по глупой случайности. До последнего я старалась не причинять ей вреда, рискуя своей жизнью! И не потому, что между вами были какие-то любовные отношения, а потому что она не давала мне повода сомневаться в себе, и я не хотела, да и до сих пор не хочу глупых смертей, которых можно избежать. Я не хочу пытать людей, потому что это именно то, чем занимается наш враг! Дора чувствовала и видела все, что делала, находясь под контролем чародея. Думаешь, ей не было больно от этого? А чародею в тот момент было неимоверно больно физически, и теперь, увидев его, я понимаю, что его тоже силой принуждали к воздействию на Дору. Да, чародей должен быть наказан, но так, как заслуживает, по совести и закону. Я не позволю вымещать на нем злость. И не только на нем, ясно? Никто не виноват, что за эти три или четыре дня, не знаю, сколько вы там близко общались с Дорой, между вами возникли такие чувства, что напрочь отбили тебе мозги.
Альвин покраснел, упрямо поджав губы. Взгляд его бегал, не поднимаясь выше моих плеч.
– Я не…
– Ты не, Альвин. Если… когда это все закончится, ты волен уйти со службы. Я обещаю, что тебе дадут хороший расчет и рекомендации. Ты волен уехать обратно в Суррей и строить свою личную жизнь с кем угодно, как угодно и каким угодно образом. До этого же не смей больше заставлять меня чувствовать разочарование в тебе. Я позволила тебе ехать со мной потому, что мне нужна была опора, дружеское плечо рядом. Я думала, что мы станем друзьями. Я думала, что мы уже ими стали. Но ощущать твои эмоции… Вину, что ты мне вменяешь. Гнев из-за того, что я не даю тебе, своему личному оруженосцу, заняться делом палача… Это выше моих сил! – Я остановилась, скрещивая руки на груди и пристально глядя в глаза стоящему напротив меня мужчине. – На сегодня ты свободен. Не приближайся ко мне и тем более к чародею. И если до завтрашнего утра ты не поймешь, почему я так поступаю, то подойди и скажи мне это в лицо. И тогда от моего общества ты будешь избавлен уже завтра. Свободен!
Я, крутанувшись на пятках, резко отвернулась от раздираемого чувствами Альвина, в которые мне даже не хотелось вслушиваться, и пошла туда же, куда и Эмил до этого, – в дом, где меня ожидал первый серьезный источник информации обо всем происходящем в этом богами проклятом герцогстве.
Глава 9
О лечебном кровопускании, неоправданных ожиданиях и знакомых лицах
Зайдя в дом, я увидела, что плененного чародея уже привязали к потолочным балкам. Он был все еще без сознания и никак не реагировала на то, что с ним сделали, похожий на жука, попавшего к юному натуралисту, стоящий на коленях со вздернутыми руками в веревочных петлях.
Вблизи мужчина выглядел еще хуже, чем виделся на крыльце. Курчавые волосы свалялись – помимо грязи их покрывала кровь как старая, уже запекшаяся, так и новая, медленно стекающая по шее под рубаху. Иршаду оставили только ее, да еще подштанники. Тонкая и мягкая ткань нательного белья заскорузла, местами порвалась, не скрывая от моего взгляда покрытое синюшными кровоподтеками тело чародея.
Остановившись в паре шагов от висящего на веревках человека, я бросила задумчивый взгляд на стоящего неподалеку Эмила. Он, в отличие от других храмовников, что разошлись по периметру дома, стоял возле подвешенного мужчины, периодически наклоняя голову то к одному плечу, то к другому, словно прислушиваясь к чему-то.
Заметив, что я обратила на него внимание, Безымянный повел рукой.
– Он все еще без сознания и пробудет таким никак не меньше пары часов. Гир его почти полностью опустошил, а имперец оказался куда более дохлым, чем думалось.