Огнем и мечом (пер. Вукол Лавров)

Роща редела. Вероятно, это первая поляна. Дубы зашумели еще сильнее, как будто хотели сказать: "Подожди здесь, под нашею сенью тебе безопаснее", но рыцарю некогда ждать, и он выходит на открытое поле. Посередине его стоит только один дуб, но он выше всех других. Пан Лонгинус направляется к этому дубу. Вдруг, когда он находится в нескольких шагах от него, из-под раскидистых ветвей гиганта появляется десяток черных фигур, которые волчьими прыжками приближаются к рыцарю.

— Кто ты? — спрашивают они.

Язык их непонятен ему, на головах какие-то остроконечные шапки — это татары, пастухи, которые спрятались тут от дождя. В эту минуту кровавая молния осветила луг, дуб, дикие фигуры татар и рыцаря. Страшный крик потряс воздух, схватка закипела в одно мгновение.

Татары бросились на пана Лонгинуса, как волки на оленя, схватили его железными руками, но он встряхнулся, и нападающие попадали, как падает созревший плод с дерева. Потом в воздухе свистнул страшный сорвиглавец, раздались стоны, вой, призыв о помощи, ржание перепуганных коней. Тихая поляна загремела такими жуткими голосами, какие только может издать человеческое горло.

Татары и раз и два бросались на рыцаря целою кучею, но он уже оперся спиною о дерево, а спереди защищался страшными размахами меча. К ногам его пало несколько человек, остальные татары попятились, объятые тревогой.

— Див! Див! — раздался их дикий вой.

Но голоса их породили эхо. Не прошло и получаса, как весь луг зароился конными и пешими. Прибежали казаки и татары с дубинами, с косами, с луками, с пучками горящей лучины. Вопросы так и сыпались с разных сторон: что это, что случилось?

— Див! — отвечали пастухи.

— Див! — повторяла толпа.

— Лях! Див! Бей! Бери живьем! Живьем!

Пан Лонгинус дважды выстрелил из пистолетов, но выстрелов этих не могли уже услышать в польском лагере.

Толпа приближалась к нему полукругом, а он все стоял в тени и ждал с мечом в руках.

Толпа подходила все ближе. Наконец, раздались слова команды:

— Бери его!

Все разом ринулись вперед. Крики умолкли. Те, которые не могли протолкаться вперед, светили нападающим. Под деревом клубился целый водоворот, откуда вылетали только стоны. Наконец, крик ужаса вырвался из глоток атакующих. Толпа рассыпалась в одно мгновение.

Под деревом остался пан Лонгинус, а у его ног куча тел, в судорожной, предсмертной агонии.

— Веревки! Веревки! — загремел чей-то голос.

Несколько человек бросились за веревками и принесли их тотчас. Десятка полтора дюжих казаков схватились за оба конца длинной веревки, стараясь привязать пана Лонгинуса к дереву. Но он взмахнул мечом, и казаки с обеих сторон повалились на землю. Такая же конфузия постигла потом и татар.

Видя, что большой толпой ничего не поделаешь, на рыцаря пошли несколько ногайцев, желая во что бы то ни стало взять живьем великана, но он отразил нападение. Дуб, сросшийся из двух деревьев, охранял тыл рыцаря, а спереди всякий, кто подходил к нему на расстояние меча, падал наземь. Нечеловеческая сила пана Подбипенты, казалось, росла с каждой минутой.

Видя это, взбешенная толпа оттеснила казаков. Раздались дикие крики:

— Гук! Гук!

И при виде луков и стрел, доставаемых из колчанов, пан Подбипента понял, что минута смерти приближается, и начал читать отходные молитвы.

Все стихло. Толпа затаила дух, ожидая, что будет.

Первая стрела свистнула, когда пан Лонгинус проговорил "Матерь Избавителя", и оцарапала ему висок.

Другая стрела свистнула, когда пан Лонгинус проговорил "Пречистая Дева", и вонзилась в его плечо.

Слова молитвы смешались со свистом стрел.

И когда пан Лонгинус произнес: "Звезда утренняя", стрелы уже торчали в его плечах, в боку, в ногах… Кровь со лба заливала его глаза. Словно сквозь мглу видел он луг, татар, уже не слыша свиста стрел. Он чувствовал, что слабеет, что ноги сгибаются под ним, голова падает на грудь… наконец, он опустился на колени.

Потом с тихим стоном пан Лонгинус прошептал: "Царица ангелов!", и то были последние его слова на земле.

И ангелы небесные взяли его душу и положили ее, как ясную жемчужину, у ног Владычицы мира.

Глава VI

Пан Володыевский и Заглоба утром следующего дня стояли на валах, внимательно поглядывая в сторону табора, откуда приближались массы черни. Скшетуский был на совете у князя, и они, пользуясь минутой покоя, разговаривали о вчерашнем дне и о движении в неприятельском лагере.

— Ничего доброго это нам не предвещает, — сказал Заглоба, указывая на черные массы, идущие подобно гигантской туче. — Должно быть, опять идут на штурм, а у нас руки уже не в силах держать оружия.

— Какой может быть штурм среди белого дня в эту пору? — ответил маленький рыцарь. — Займут только наш вчерашний вал, будут подкапываться под новый да стрелять с утра до ночи.

— Можно бы их и из пушек пугнуть. Володыевский понизил голос

— Пороху мало. При таком положении дел и на шесть дней не хватит. Но к этому времени король должен подоспеть.