Огнем и водой

Суд прошел на удивление быстро. Альбине никогда до тех пор не случалось принимать участия в судебных заседаниях. Заседания эти она видела только в кино, юристов в их семье не было испокон веку – а уж тем более, преступников. Деда, десять лет проведшего в сталинских лагерях за шпионаж в пользу Японии, считать таковым было просто смешно. Но в любом случае, суд показался ей «неправильным». Адвокат почему-то делал основной упор не на смягчение вины Олега, а на его семейное положение.

А Олег на суде выглядел жалко – как человек, безусловно, виновный. Никто не пытал его в застенках, но то, что следствию были известны мельчайшие подробности сделки, лишило его всякого самообладания.

На свидании еще до суда он объяснил ей все произошедшее одним из тех жаргонных слов, что стремительно входили в лексикон советских граждан:

– Подстава!

По его словам, деньги ему передал один из посредников, какой-то Петр Сергеевич. Откуда взялся этот человек – трудно теперь сказать. Альбина готова была лично разыскать его, несмотря на обоснованный скепсис адвоката.

Не впервые – она снова ощутила ту же злость, что испытала, когда Флора Алексеевна отдала ей письмо от Невского. Ей хотелось снова взяться за нож… Или лучше, может, купить пистолет?! Олег говорил, что это теперь очень просто. Но сейчас, когда у нее на руках двое детей, думать об этом всерьез не приходилось. Да и найти в городе Петра Сергеевича, не зная о нем ничего, даже фамилии, было просто невероятно. Спасти Олега Швецова могло только чудо, но Альбина в чудеса не верила уже давно. Правда, оставался один человек…

Переплет появился сразу после того, как стало известно об аресте Олега. Адвокат был тоже рекомендован и оплачен Акентьевым – здесь он, как всегда, оказался на высоте.

– Ну и что мы будем теперь делать, Яков Павлович?! – Она просительно заглядывала в глаза защитнику, словно от него что-то еще могло зависеть.

– Подадим на апелляцию! – степенно объяснял тот. – Только…

По его молчанию Альбина поняла, что надежды на успех апелляции нет. В этот момент она ненавидела всех, включая этого человека, несмотря на все, что он сделал для них. Теперь она была почти уверена в том, что кто-то очень злой проклял ее. И проклял уже давно – иначе как объяснить несчастья, которые преследуют ее сейчас? Нужно было взять себя в руки, помнить о детях. В конце концов, тюрьма – это еще не смерть. Люди выживают и там.

– Проблема переходного периода, Альбина Марленовна, – продолжил Яков Павлович, – заключается в том, что живем мы по новым правилам, а законы у нас еще советские!

– Но ведь… Ведь другим все это сходит с рук! – сказала Альбина.

– Кое-кому и убийства сходят с рук! – Адвокаты, как и врачи, бывают безжалостны. – К сожалению, вашему супругу не повезло.

* * *

Переплет чувствовал себя немного странно. Он решил судьбу человека одним движением… даже не руки, а мысли. Рука только подняла телефонную трубку и набрала номер. «Вот она, сладость власти, наслаждайся ею, – шептал внутренний голос, – пока есть время!»

Все оказалось очень просто. Так просто, что поневоле приходила мысль, что и с ним в свою очередь могли бы разделаться подобным образом, – но у него были защитники по обе стороны бытия.

Он стоял у гранитного парапета, внизу темнела невская вода, в лучах заходящего солнца виднелись нити водорослей возле самого берега. На другом берегу призывно золотился купол Исаакия. Переплету казалось, что чувства его приобрели новое качество, что он различает вещи, недоступные остальным. Вода в Неве не просто текла, она струилась, подобно крови в сосудах города; он прислушивался к ее шуму и угадывал за ним биение сердца – где-то там, глубоко. В бездне.

Жаль, нельзя уничтожить следы своего вмешательства. Нельзя убить всех, кто так или иначе оказался причастен к его преступлению. Впрочем, преступлению ли?! Разве не преступление отдать любимую женщину человеку нелепому, смешному, который рано или поздно все равно бы оступился.

«Тем и отличаются сильные мира сего, – подумал Переплет, закуривая на ветру, – они сами устанавливают правила и законы». И он заставит их жить по своим законам – Альбину, Олега, Дину с ее отродьем, всех… Только сейчас он по-настоящему почувствовал – что значит власть. Да, ради этого стоило пойти на все. Даже душу дьяволу продать!

Пришлось спрятать пламя в кулак, оно лизнуло кожу, но он не отдернул руку. Боль возвратила его к реальности – иначе он, наверное, так и простоял бы здесь, размышляя. А это было чревато простудой – ветер крепчал, даже птицы улетели с реки. Александру почудилось в бешено несущихся над городом облаках чье-то ухмыляющееся лицо. И снова мелькнуло вдруг перед глазами видение – уже почти забытое им за чередой дней. Горящее судно. Оно возникло на мгновение перед его внутренним взором. Только на мгновение, но теперь он успел разглядеть его лучше – это была небольшая яхта, и ее единственная мачта клонилась к воде…

«Перенапрягся», – подумал он и, швырнув окурок в воду, поспешил к машине.