— Ждет неподалеку отсюда вместе с моей дочерью. Я сделаю для тебя все, что смогу, а потом подам им знак возвращаться. Работать сподручнее, когда он не стоит за спиной. Он… отвлекает внимание, — приговаривал Алехандро, обтирая и осматривая пациента, на которого, казалось, его слова действовали успокаивающе. — И конечно, Наварра не причинит тебе вреда. Это был бы тяжкий грех — не проявить милосердия к тому, кто так сильно изувечен, в особенности после того, как мы потрудились, спасая тебя. За такой грех любого ждет Божья кара.
— Когда Наварра творит свои грязные дела, Бог смотрит в другую сторону.
— Бог никогда не смотрит в другую сторону, друг мой. Он видит все. Сейчас, к примеру, Он, безусловно, видит твою рану. И выражается это в том, что я здесь и стараюсь облегчить твои страдания.
Алехандро начал разматывать повязку на обрубке.
«Может, жизнь без рук хуже смерти?» — с содроганием подумал он.
И возблагодарил судьбу за то, что, скорее всего, никогда этого не узнает.
Внезапно в тишине ему почудился отдаленный стук копыт. Он замер, прислушиваясь. Звук, казалось, на мгновение исчез, но потом послышался еще громче и определеннее. Пациент в безмолвном страхе посмотрел на дверь. Он снова обмочился, понял Алехандро. Лекарь торопливо замотал ту же повязку, кляня свое невезение. Он даже руки не успел вымыть, а ведь недавно брался за мертвое тело.
«Но какое это будет иметь значение, если всадники не проскачут мимо? — подумал он, чувствуя, как заколотилось сердце. — Боже, сделай так, чтобы они вообще не заметили этого дома!»
Алехандро остановил свой выбор на нем именно из-за его уединенности; здесь, казалось ему, они будут в большей безопасности. Война и чума унесли так много жизней, что сейчас пустовали сотни домов. Однако Гильом Каль нашел их без особого труда и наверняка оставил какие-то следы, как ни пытался их скрыть.
«Неужели я не мог отыскать ничего получше?»
Он начал отвязывать жалобно бормочущего пациента, однако цокот копыт раздавался теперь совсем близко. Он достал из сапога нож и принялся разрезать полоски ткани, на которые разорвал сорочку Кэт. Однако за время его отсутствия льняная ткань, казалось, задубела, а нож необъяснимым образом затупился. Так и не освободив до конца пациента, Алехандро кинулся к окну, содрал с него занавеску, приложил руки ко рту «ковшиком» и издал крик сокола; ах, как ему сейчас хотелось действительно стать им! Схватив металлическое кольцо под тюфяком, он с силой дернул крышку подвала вверх и убедился, что внизу вполне достаточно места для двоих.
Однако ему помешала нехватка не места, а времени. Копыта грохотали, точно гром, стало слышно фырканье взмыленных коней. Как Господь рассудит — должен ли он спасаться прежде всего сам, если не ради себя, то ради Кэт? И ради всех тех страждущих, которым он еще может помочь в отпущенное ему время?
Обдумывать эту проблему не было времени. Он в отчаянии прошептал, обращаясь к раненому:
— Прости, мне очень жаль, до глубины души. Умоляю, не выдавай нас. Ради моей дочери. Бог да пребудет с тобой.
После чего юркнул в подвал и лег на землю рядом со своей сумкой. Крышка упала, вместе с ней тюфяк и все остальное. Прежде чем глаза освоились во мраке, всадники остановились рядом с домом. Стало слышно, как распахнулась дверь и мужские голоса заговорили по-французски. Внезапно возникло ощущение, что мочевой пузырь переполнился и вот-вот лопнет. Алехандро лежал, моля любого бога, который его слышит, чтобы еще хоть раз в жизни иметь возможность облегчиться стоя.
Четыре
Рядом с постелью Абрахама Прайвеса в Мемориальном госпитале Джеймсона сидела женщина, в которой любой безошибочно узнал бы мать мальчика, если не из-за их явного внешнего сходства, то по удрученному выражению ее лица. Джейни вскинула руку, собираясь постучать в приоткрытую дверь, но потом передумала. Миссис Прайвес сжимала руку сына и что-то негромко говорила ему; не стоило им мешать.
«Скорее всего, он все слышит», — с грустью подумала Джейни, хотя не была уверена, появится ли у нее возможность проверить слух мальчика.
А мать тем временем будет ждать — малейшего признака того, что сын слышит ее, и, более того, возвращения того мальчика, которого она знала. Она не одинока в этих чувствах; в мире всегда есть матери и отцы, ждущие возвращения своего ребенка, что бы под этим ни подразумевалось.