Кристианс опустил свой сверток на стул, взял из рук Толубеева меньший, вынул оттуда планшет, а из планшета погоны, воинское удостоверение, торжественно сказал:
— Вита Арвидовна, поздравляю вас с присвоением воинского звания!
Слова его прозвучали по-дружески, но очень торжественно.
Вита приняла из его рук погоны с тоненьким золотым просветом и маленькой звездочкой и только тут поняла: она — офицер советской армии! Пусть чин самый маленький, но она будет вместе с мужем. Она не удержалась и вдруг бросилась на шею полковника, а тот поцеловал ее и подтолкнул к мужу. А сестра Лидия уже распаковывала второй сверток. В нем оказались гимнастерка и юбка военного образца. Тут уж сестра Лидия воззвала к Вите: ведь надо было примерить новый костюм, пришить подворотничок, подогнать все по росту, прикрепить погоны, тем более, что полковник Кристианс торопил: Вита должна была через час вместе с мужем представляться генералу Коробову.
Вита прижала к сердцу воинское удостоверение, в котором указывалось, что отныне она офицер воюющей великой армии, побежала за сестрой Лидией. Мужчины улыбались, но едва женщины исчезли, посуровели. Они-то хорошо знали, что такое война…
За стеной лязгали ножницы, раздавались ахи-охи, но когда через сорок минут Вита вышла в новом своем костюме, мужчины решили, что красивее этого младшего лейтенанта в армии, наверно, нет. Даже пилотка отлично сидела на непокорной белокурой копне волос.
Они медленно ехали по вечерней, очень тихой Москве. Редко-редко слышались детские голоса. Эвакуированные в суровую осень сорок первого года дети и матери еще не возвращались, хотя количество жителей неуклонно возрастало. Вернулись наркоматы, некоторые заводы, редакции газет, издательства… Но это был суровый город взрослых, город воюющих людей.
Опять поднимали в небо аэростаты, по улицам проходили взводы и роты противовоздушной обороны, почти сплошь девичьи, и девушки внимательно оглядывали Виту, сидевшую рядом с шофером, и от этих взглядов ее бросало в жар. Ведь это были ее будущие подруги на много лет, а как-то они поймут друг друга?
В бюро пропусков она так неловко козырнула дежурному, что тот невольно потянулся к телефону: уж не враг ли прошел в штаб? Но полковник Кристианс, видно, успокоил его.
И в приемной она чувствовала себя чрезвычайно стесненно. Офицеры вытянулись по стойке «смирно», и она не понимала, от удивления ли при виде ее или от почтения перед ее мужем и полковником. К счастью, дежурный офицер сообщил, что генерал ожидает их, и они прошли в кабинет, где она уже была однажды с полковником Кристиансом, когда обсуждали ее отчет о поездке в Германию…
Генерал и на этот раз был не один: знакомый заместитель наркома, которому она собиралась жаловаться, если ее не пустят с мужем, еще какой-то генерал, несколько офицеров. Коробов встал навстречу им, твердо пожал руку Виты и без лишних предисловий сказал:
— Позвольте мне от имени Советского правительства вручить вам. Вита Арвидовна, орден Боевого Красного Знамени, которым вы награждены за заслуги в борьбе норвежского Сопротивления и за вашу помощь в выполнении важного правительственного задания…
Все встали и зааплодировали, а генерал принял из рук дежурного офицера маленькую красную коробочку, раскрыл ее и неловко прикрепил орден к гимнастерке. Затем он принял из рук офицера пистолет, вынул его из кобуры и показал золотую пластинку, на которой была выгравирована нынешняя фамилия Виты и ее инициалы.
— Я знаю из вашего рапорта, что вы умеете отлично стрелять. Пусть же это оружие послужит вам для защиты правды и справедливости, — прочувствованно сказал он.
Генерал взял ее под руку и проводил в соседнюю комнату, где почему-то находилась сестра Лидия, еще какие-то девушки в военной форме, а на столе стоял русский самовар, окруженный стаканами, и торт.
— Это пир в вашу честь, Вита Арвидовна, — сказал генерал, — И извините нас, мы несколько задержим Владимира Александровича…
Он вышел, а девушки окружили Виту, защебетали о красивой форме, о том, как идет ей орден, и Вите пришлось вместе с сестрой Лидией подойти к зеркалу. Ничего нельзя было сказать — орден и форма очень шли к ней. Это она видела и сама.
Глава третья. Навязать противнику свою волю…
«В течение 4 июля на фронте ничего существенного не произошло».