Огненная дуга

Он так и не мог победить внутренний протест, — зачем это командованию понадобилось отрывать боевых офицеров от фронта, обучали бы новичков, младших лейтенантов, — и даже не радовался тому, что курсы находились в Москве. Зато в день окончания испытал настоящее облегчение. А то, что отметки он получил отличные, было привычно — ведь до войны он только и делал, что учился: сначала в школе, потом в военном училище.

Несколько дней бывшие курсанты отдыхали. Ходили в кино, слонялись по Москве до комендантского часа, отсыпались и за полгода изнурительного ученья, и за все то время, которое недоспали на фронте. Но однажды утром их построили на плацу, и пожилой генерал с красными воспаленными глазами и хриплым голосом прочитал приказ о присвоении новых званий. Список был составлен по алфавиту, читал генерал без очков, далеко отставив руку, на некоторых фамилиях спотыкался, и Сибирцев боялся, что не расслышит, когда назовут его. Но все обошлось благополучно. Генерал поздравил его с присвоением звания майора, и Сибирцев почувствовал, как заколотилось сердце. Затем наступила пауза, после которой генерал прочитал небольшое дополнение: Сибирцеву, как отличнику, предоставлялось право выбрать по его личному желанию фронт для прохождения дальнейшей службы.

Голос генерала показался Сибирцеву необыкновенно звонким, солнце — ярким, бледное осеннее небо — голубым и глубоким. И он сразу подумал о Марине: она и на этот раз оказалась права!

В последнем письме Марина сообщала, что ее перебросили в Прибалтику. Из осторожных намеков можно было понять, что она служит в штабе одной из армий. Дальнейшее Георгий может выяснить и сам. И была в письме страстная надежда, что учится он отлично: хорошо сданный экзамен поможет ему получить назначение по выбору. Вот тогда они и увидятся…

Все получилось так, как могло только мечтаться. Теперь надо было торопиться к встрече.

С документами в кармане, с надеждой на счастье в сердце ехал Сибирцев по осенней Москве к аэродрому. На бульварах женщины-дворники сгребали золотой мусор листьев и разжигали дымные костры, и город вдруг запахнул фронтовым дымком. Да и вся жизнь вокруг была суровой, военной. Проходили колонны молодых солдат; крашенные в зеленый цвет грузовики, подъезжая к светофорам, еще издали начинали оглушительно гудеть, и регулировщики торопливо включали для них зеленый свет.

Сибирцеву вдруг захотелось остановить машину, пройти в парк и еще раз вдохнуть запах увядающих листьев. Именно здесь бродил он с Мариной в памятную первую военную ночь. Утром Сибирцев должен был уйти со своей частью на фронт, а Марина, в слезах, измученная долгим расставанием, убеждала его пойти к командиру части и уговорить взять и ее. Она — радист, она может быть стрелком, ведь для чего-то проходили школьники военное дело, неужели Георгий думает, будто она и в самом деле сможет спокойно учиться в институте, когда он будет там — на фронте!

Он до этого еще не знал, как мучительны женские слезы для самого твердокаменного мужчины. Ведь Марина и он поженились совсем недавно.

На следующее утро он сделал все, чтобы добраться до командира дивизии. Наверно, не столько дипломы об окончании осоавиахимовских курсов подействовали на грубоватого командира, сколько безутешное горе молоденькой девушки. И Марина пошла на войну.

Ох, как трудна оказалась военная дорога! За четыре года войны Марина и Георгий пробыли вместе вряд ли четыре недели! Правда, другие и вовсе не видали своих близких, но у тех было утешение: большинство из них знали — другой в безопасности! А Георгий никогда не знал, чье дело опаснее…

Марина постоянно оказывалась в отлучках и, вернувшись, никогда не говорила, что это были за «отлучки». Георгию оставалось только догадываться, каково ей приходилось «там».

Но сейчас как будто наступал просвет в темном небе. Война близится к концу. Конечно, пули будут убивать и в последний день, но насколько же стало теперь легче!

Машина свернула в проезд к аэродрому мимо узких двориков, построек и огородов, маскирующих летное поле.

Георгий выскочил из машины, помахал водителю рукой и торопливо миновал вокзал. На поле он огляделся. Двадцать человек шли к деревянному барьерчику, за которым начиналась голубая дорога.

Сибирцев невольно улыбнулся: маршрут самолета стал совсем мирным, большинство пассажиров — штатские, две женщины даже с детьми. Он заметил только одного офицера, завернувшегося в плащ-палатку.

Сибирцеву захотелось сесть рядом с этим человеком. Хорошо иметь доброго спутника в дальней дороге. Он обогнал медлительных пассажиров и взбежал по лесенке за военным. Тот сбросил плащ и устраивался на одном из задних сидений. Вот он повернулся лицом к двери, приглядываясь к спутникам. Сибирцев увидел капитанские погоны, молодое открытое лицо, длинный прямой нос, серые, чуть косо прорезанные глаза, удивился и вскрикнул:

— Демидов!

Капитан неуверенно поднял голову, посмотрел на Сибирцева, и вдруг лицо его порозовело от неожиданной радости.

— Георгий! — узнал он.