Огненная Энна

Сайлеф всегда заботился о том, чтобы какая-нибудь женщина помогла Энне справиться с естественными нуждами, а потом возвращался, чтобы отнести ее назад в шатер. А однажды дал ей возможность попробовать пройтись самой: закинул одну руку Энны себе на плечи, а сам крепко обхватил ее за талию. Это было почти смешно — сделать несколько первых шагов, почувствовать под тонкими подошвами грубую землю, ощутить, как движутся лодыжки и колени. Но очень скоро ноги подогнулись под Энной, одурманенный ум и ослабевшие мышцы показали свою бесполезность. В то же мгновение Сайлеф подхватил ее на руки и пошел дальше, как будто так и было задумано. Энна обняла его за шею и прислонилась головой к его голове.

При возвращении в шатер размытый свет и запах близкого лагеря вызывали у Энны физическую боль. Сайлеф, ничего не говоря, опустил ее на одеяло. Энна продолжала цепляться за его шею, и он встал на колени рядом с ней.

— Я шла, — сказала она.

— Да, верно. — Сайлеф всмотрелся в ее лицо. — И однажды, когда все это кончится, мы вместе отправимся в Ингридан. Это прекрасный город. Совсем не такой суровый и холодный, как Байерн. Он лежит рядом с Палисандровым морем, в дельте реки. Через сам город протекают семь маленьких рек, там есть белые каменные мосты и белые дома, и дворцы, и площади, а когда зацветают фруктовые деревья, воздух становится сладким.

Энна задохнулась от внезапно подступившего к горлу рыдания. Картина была такой прекрасной, а себя она почувствовала такой уродливой…

— «Королевский язык». Мне жаль того короля. Я теперь знаю, каково ему пришлось. То, что сделала его дочь ради обретения власти, жестоко.

Лоб Сайлефа пересекла морщина.

— Люди совершают жестокие поступки, когда им страшно. Им необходимо как-то воздействовать на тебя, Энна. Они должны быть уверены, что ты не подожжешь шатры вокруг них. Потому-то я и думаю, что, если ты научишь меня, как…

— Если ты меня отпустишь, я поклянусь никогда больше… никогда…

Сайлеф крепче сжал ее руки, в его голосе послышался отзвук отчаяния.

— Я не могу отпустить тебя, Энна! Ты должна попытаться. Если ты научишь меня пользоваться огнем, я сумею защитить тебя. Как только я овладею этой силой, Тиедан почувствует себя в безопасности рядом с тобой и отменит приказ постоянно держать тебя одурманенной.

— Но идет война…

Энна раздраженно потерла глаза, не зная, что должна сказать. Когда она снова подняла голову, Сайлеф пристально смотрел на нее.

— Война… — Он покачал головой. — Ты что, действительно считаешь меня своим врагом?

Энна всмотрелась в его лицо. «Сайлеф. Враг». Нет, два этих понятия не складывались в одно.

Капитан выпрямился и заговорил, как положено говорить солдату:

— Тебе необходимо кое-что узнать, Энна. Эта война долго не протянется. Мы позволяли байернским шпионам подсчитывать количество наших солдат, потому что они все равно не видели тех отрядов, которые подходят из Тиры. Скоро, очень скоро Тира завоюет Байерн. И если ты отказываешься научить меня огненной силе, думая, что так спасаешь Байерн, то это напрасно. Байерн уже потерян. Спасай себя. — Он притянул к себе Энну и отвел волосы с ее лба. — Ты вовсе не предатель, Энна. Ты просто та, которая выжила. А я только и прошу показать мне то, что ты умеешь.

«Это путь к спасению», — подумала Энна.

— Только тебе одному, — сказала она.

— Да, только мне одному.

Сайлеф приходил к Энне, когда дурман начинал понемногу отпускать ее разум, и оставался с ней до приема новой порции. Для Энны эти часы были самыми замечательными и в то же время самыми изнурительными в жизни. Когда она впервые попыталась вобрать в себя тепло, то чуть не закричала. А потом она отчаянно сопротивлялась, чтобы не зажечь огонь и не выдать слишком многого, и от этого ее бросало в пот и дрожь. Никогда прежде ее дар не приносил Энне столько радости и не заставлял так сильно бороться за власть над собой.

— Расскажи мне, как это действует, — попросил Сайлеф.

— Видишь ли, вот здесь, — она положила ладонь себе на грудь, — есть некое местечко, которое я наполняю теплом. И просто из-за того, что я впускаю его внутрь, тепло изменяется, а потом я направляю его на что-нибудь горючее, и оно превращается в огонь.

— А откуда ты берешь тепло?

— Я не знаю. Оно вокруг. Я больше ничего не помню.

Но Энна помнила. Тепло испускали живые существа. Однако она не должна была говорить об этом. Энна старалась даже не думать о подоле своей юбки, который небольшой тяжестью касался ее лодыжек.

И как того хотела Энна, Сайлеф, надеясь узнать больше, оттягивал момент приема новой порции дурмана. Они обычно просто сидели рядом в полутьме. Сквозь ткань крыши шатра сочился слабый лунный свет, он падал на поверхность воды с «королевским языком». Вода подрагивала в чашке, как некая угроза.

Сайлеф то и дело брал в руки какой-нибудь прут или пучок соломы и просил:

— Сосредоточься!