В тот вечер я находилась во дворце в истинном теле, прикрытом иллюзией мужественной внешности. Бояться-то уже нечего, а надо было отдохнуть от постоянного напряжения внимания, которого требовала поддержка фантома. У меня никак не получалось сделать его относительно самостоятельным, как Дорри. Без моего пристального наблюдения Лэйр шел вразнос, слепо тычась в стены, или застывал безмолвной статуей.
— Долгодумающий мой король, быстрее же! — возопил Эльдер.
Надев особые перчатки, защищавшие снежного дьявола от жара моих ладоней, я забралась на подоконник под печальными взглядами графа Оллора, герцога Холле и главного казначея, с которыми обсуждала детали предстоящих церемоний и перекраивала остатки казны. Меня тут же подхватил стремительный буран и унес в небеса.
Над пустырем поднимался черный клуб пепла, перемешанный с яркими белыми вкраплениями.
— Ненавижу это место, — вырвалось у меня. — Надо как-то избавить от него мою столицу.
— Отдайте его нам в пользование, и мы покажем, что такое настоящее искусство зодчества! — предложил Эльдер.
И я опрометчиво согласилась:
— Да забирайте!
Под пылевым облаком — магическим, как оказалось, поднятым специально и укрывшем драку от нежелательных глаз — мы обнаружили еще один буйный вихрь: сражавшихся на мечах Миара и Светлячка и секундантов в количестве аж девяти нечеловеческих лиц и одного человеческого. Таррэ, само собой, с присными, а также Сиарея с парой ласхов и троих аринтов — официальных послов восточных магов. Единственным человеком оказался сердечный друг барона фьерр Гирта, тоже бывший фаворит Роберта, кареглазый баронет фьерр Джер.
Сборище было так увлечено, что наше присутствие заметили только Сиарей, Таррэ и глава посольства аринтов Борогаст — внушительный богатырь с сединой на русых висках и во вьющейся бороде.
Повод для дуэли стал ясен, едва мы опустились в нескольких саженях от дерущихся. Не знаю, как пронюхал Светлячок о произошедшем (от Сиарея трудно ожидать болтливости, а вот Таррэ вполне мог провернуть еще одну интригу). Нанося удар за ударом по ловко уворачивавшемуся Миару, Анир хрипел:
— Да мне плевать, высшее ты дерьмо или белое! Ты не имел права лапать короля!
— А если это любовь, Анир? — хохотал Миар, уходя от натиска.
Я едва успевала следить за их смазанными движениями. Если бы за это время не научилась видеть малейшие изменения огненных сполохов и магических течений, то и вообще бы ничего не увидела — так стремительно перемещались дуэлянты и мелькало их оружие. У обоих были по мечу в правой, у Анира — длинный кинжал в левой, отсвечивавший алым, у Миара — еще более опасный сельт. Бесчестное оружие для дуэли, на мой взгляд. Малейшая рана, нанесенная сельтом, парализует жертву. Впрочем, Миар явно опасался кинжального удара от Анира. Интересно, что за оружие у аринта.
— Не тебе говорить о любви, горная сосулька! — парировал Анир, одновременно отражая контратаку вейриэна. — А то я не знаю, что высший белый воин отрекается от плотской любви. Вы все, можно сказать, добровольные кастраты в душе, если она у вас есть!
«Если болтают, то дерутся еще вполсилы, зря Эльдер меня торопил», — успела я подумать. На «кастрата» Миар очень сильно обиделся. Оскалился, как бешеный зверь, метнулся к Светлячку с ураганной силой.
Хрясь! — хрустнули и сломались столкнувшиеся клинки. Со страшной скоростью просвистели обломки — Таррэ едва успел отвести один от лица баронета. Тот так ничего и не понял, застыл столбом, кусая губы. Через миг сломались кинжалы, а дуэлянты схватились врукопашную, и им стало не до перебранки. Лишь Светлячок натужно сопел, пытаясь, как медведь, переломить хребет изящного Миара.
Насколько прекрасен был мастерский танец с мечами, настолько же отвратительна рукопашная. Я хранила непроницаемую вейриэнскую маску на лице, но в душе вздрагивала от глухих звуков, от каждого удара мощных кулаков по живой плоти. Магию оба не применяли.
Хак-хак! — дубасили они друг друга, словно упившиеся в трактире селяне. Глаз Миара уже заплыл, но он бил ребрами ладоней, словно лезвием топора, и получалось не хуже, чем таранные удары пудовых кулаков аринта — из рассеченной брови Анира закапала кровь. Оба, тесно сцепившись, покатились по земле и перепачкались в грязи, как боровы.
— Ну и зачем ты притащил меня смотреть на эту кабацкую потасовку, Эльдер? — жестокосердно возмутилась я. — Делать мне больше нечего? У меня скоро свадьба, готовиться надо! На ком-нибудь все равно женюсь, хоть на девке из простонародья.