Огненная кровь. Том 1 (СИ)

Вот, значит, как она считает? Лгунья! Очарование момента? Надо же! Что же тогда сейчас ей мешает оторвать взгляд от тарелки? Тоже «очарование момента»? А для той, кто ничего не испытывал там, на озере, у неё уж слишком подозрительно дрожат руки! Он же видит это — она вся горит, пылает как факел, сводя его с ума этим трепетом и нежным румянцем, и будь он проклят, если этот огонь в ней зажёг Себастьян!

Ну, посмотри же на меня! Посмотри, Иррис… посмотри, прошу тебя…

Её пылающие щёки, её смущение, мятущийся робкий взгляд, её пальцы, согнувшие тонкую ручку десертной ложечки, и дрожащий голос заставляли его сердце выстукивать неровный ритм… Силы небесные! Это смущение и этот румянец принадлежат ему, только ему, и он бы всё отдал за то, чтобы остаться с ней за этим столом один на один. Без всей этой своры-родни. Без слуг… Без Себастьяна…

Взять её руки в свои, они ведь наверняка ледяные! Коснуться губами кончиков пальцев, поделившись тем жаром который переполняет его сейчас… Провести губами по ладони к запястью, ощутив под тонкой кожей биение пульса… Согреть её руки… И сказать всё то, что он пытался сейчас выразить этим глупым разговором.

Что он скучал, что думал о ней. Что он идиот. Что ему жаль, правда, жаль! И что он и правда хотел бы извиниться за то, что произошло. Хотел бы снова послушать её стихи и поговорить о поэмах Тириана, познакомиться с ней заново, уже как с Иррис Айфур. И начать всё сначала.

Альберт, а ты и правда идиот! Что ты можешь начать сначала с невестой своего брата?

Осознание этого факта жалило его и жгло нестерпимо, заставляя бороться с собой и своими желаниями.

И один Альберт внутри него хотел уйти. Напиться сильнее дяди Тибора, чтобы забыть всё это, сломать стол, набить морду самодовольному Драгояру или спалить этот зал и проснуться завтра в каком-нибудь борделе или даже в канаве, чтобы ему было плохо и больно от похмелья или разбитого лица, и боль эта была бы сильнее той, что глодала его сейчас.

А второй Альберт не мог оторвать взгляда от лица Иррис, от её опущенных плеч, и, видя, как женская половина своры ополчилась на неё, тихо зверел, кляня про себя Себастьяна, которому пришло в голову уйти из-за стола. Он видел, как она сидит, молча глотая насмешки и не зная, что ей делать, потому что ответить достойно ей не позволяло воспитание. Да и вряд ли она вообще знает, что отвечать его сёстрам. Едва ли она раньше бывала в змеином логове.

Они же порвут её на части!

День начался с того, что он собирался быть тихим, как агнец и немым, как рыба. И он почти сдержал обещания, данные себе и Цинте.

Он обещал себе её забыть.

— Значит, ты вдова? Как, интересно. И как же ты ей стала? — спросила Хейда.

— Мой муж погиб на войне… в предгорьях.

— Твой муж воевал с Лааре? С айяаррами? — воскликнула Милена. — Ты хоть понимаешь, что о таком не стоит говорить вслух в подобных местах?

Он обещал молчать и наблюдать.

— Как неудобно вышло, — пожала плечами Хейда, — о чём только думал бедняга Салавар, когда тебя сватал!

Он обещал Цинте, что ни во что не полезет. Что не будет называть идиотом Драгояра, смеяться над красотой Милены и тщеславием Таиссы…

— Я считаю, что вы вообще поторопились с помолвкой, учитывая траур, — добавила Милена, — надеюсь, это была не твоя идея? Слишком уж бестактно…

Он должен быть умным и незаметным, чтобы их победить.

Альберт перехватил несчастный и растерянный взгляд Иррис…

К Дуарху обещания! Гори оно всё огнём! Он не позволит им издеваться над ней…

Он с шумом отодвинул кресло и, закинув ногу на ногу, обратился прямо к Милене, с прищуром разглядывая её наряд:

— А ты, я вижу, решила проявить потрясающий такт, явившись на этот обед почти голой? Последовала моему совету насчёт траурного пурпура? Согласен, цвет не твой, но могла бы, почтить память папаши хотя бы молчанием. Ну или подобрать менее обнажённый фасон. Хотя… если гнаться за модой с такой скоростью, как это делаешь ты, скоро на тебе не останется ни одного лоскута одежды.

На какое-то мгновенье над столом повисла тишина, все застыли и посмотрели на Альберта, а красивое лицо Милены медленно исказила гримаса ярости.