Они могут просто любить друг друга, как не смогли их родители. Могут быть просто счастливы, для этого нет преград. И это всё исправит. Он должен просто сказать ей об этом. Он должен был сказать это ещё сегодня утром.
— Джарт Альберт! Джарт Альберт! — Армана бросилась навстречу, едва его завидев. — Погодите! Мне надо кое-что вам сказать!
— Что? Я тороплюсь. Что-то с Цинтой?
— Нет! Нет! Слава Богам! Всё с ним хорошо!
— Говори быстрей, я опаздываю, — Альберт взялся за ручку двери ведущей в Красный Зал.
— Джарт Себастьян просил дождаться вас здесь и передать так, чтобы никто не слышал.
— Что предать? — глаза Альберта впились в служанку.
— Чтобы вы ни при каких обстоятельствах не пили за обедом вина. Так он сказал.
— А что ещё он сказал? — тихо спросил Альберт.
— Только это. Не пить вина. Вот.
Иррис его ждала. Он понял это сразу, как только вошёл, как только её увидел.
Сегодня она была совсем другой — не смущалась и не краснела, как раньше, не старалась быть незаметной, ей как будто стало безразлично всё, что происходит вокруг. Она не сводила с него глаз, и вся сияла так, что теперь он и сам боялся поднять взгляд, понимая лишь одно — против этого ему не устоять.
Они должны быть очень осторожны, и было бы лучше им друг друга сейчас и вовсе не замечать. Но, словно в насмешку, сегодня она была именно такой, какой он мечтал её видеть. Пылающей. Манящей. И открытой…
От неё исходили волны, и Альберт слышал, как бушует внутри неё Поток, и как бьётся её сердце.
И с каждым мгновеньем, проведённым за столом, он всё больше убеждался — с ней что-то не так. Что-то произошло.
А потом он догадался. Когда увидел, как Гасьярд заворожённо наблюдает за ней, сидя почти неподвижно, и переплетя пальцы. Словно тоже слышит Поток.
И Альберт понял, что она не контролирует себя. Она не может совладать со своими желаниями, не может притворяться. И ему теперь, во что бы то ни стало, нужно делать вид, что всё это его никак не касается. Иначе Гасьярд всё увидит. Если уже не увидел.
Так вот о чём предупредил его Себастьян! Значит, вино было не отравлено, значит, в этом вине есть что-то совсем другое…
Он слушал пьяные бредни Тибора, делая вид, что ему это интересно, он пригубил вино, но не пил, и внутри у него всё было сжато железным кулаком воли, заперто в стальную клетку, и даже скулы болели от этого усилия. Но он должен выдержать, не подать виду, а позже он пойдёт и открутит Гасьярду голову. Жаль он не сделал этого сегодня утром!
И весь этот треклятый обед он держался, хотя не думал, что всё будет так сложно.
Он бы и выдержал, если бы не это…
Если бы она не позвала его. Не коснулась его сердца лёгким дуновением ветра…
На такое он не надеялся даже в самых своих отчаянных мечтах. Но отчётливо услышал внутри этот зов и поймал её взгляд, не случайный, не мимолётный, не смущённый…
Она смотрела прямо на него. Она хотела на него смотреть. И было в этой синеве что-то, что сорвало замок с его сердца, искорёжило стальные прутья воли, словно соломинки, и выпустило наружу всех его демонов.
Сожаление. Вина. Боль. И желание…
Он видел это. Как она хочет его тепла… Как хочет быть с ним… Видеть его, слышать, чувствовать… И что она готова встать и уйти с ним прямо сейчас…
И не было ничего на свете слаще этих слов, счастливее этого мгновенья, от которого голова у него пошла кругом и остановилось дыхание где-то в горле, и счастье обрушилось на него, разрывая сердце, смешалось с горечью и пониманием того, что они вот-вот себя погубят.
Ему хотелось только одного, вырвать её из-за стола, оказаться где-нибудь в лесу, в поле, в горах, на необитаемом острове, где угодно, где никто не сможет им помешать. Обнять её, зарывшись лицом в волосы, окутать своим теплом, коснуться губами… Она уже всё поняла… Им даже слова ни к чему.
Он мог попытаться обвести Гаса вокруг пальца. Не смотреть на Иррис, не отвечать на её призыв, подразнить немного Таиссу и Милену, продолжить ухаживать за Хейдой, а то и вовсе сделать ей предложение на глазах у всех — стать на колено, приложить руку к сердцу… У него и кольцо есть. От этого у его родни точно зашёл бы ум за разум. Драгояр бы тут же дал повод подраться, и они бы подрались, прямо здесь, в Красном зале. Милена взорвётся от ярости, Таисса изойдёт желчью и ядом, Эверинн возненавидит его до конца своих дней, но это точно спутает карты хитрому дядюшке и собьёт его со следа, но…
…он не мог так поступить с Иррис.
Не мог.