— Она шла по галерее и вдруг упала как раз, когда отозвалась Грозовая гора, и больше не приходила в себя, — ответила Эверинн.
— Но гора здесь не при чём, — добавил Гасьярд, — то, что с ней происходит — не магического свойства. Я смотрел, это… как отравление или приступ.
Альберт взял её за руку — ледяная. Пульс бился часто и неровно, и дышала она неглубоко. Он поднял веко…
— Она что-то ела? Пила? Армана, Дуарх тебя дери, живо сюда! Что она ела? — почти крикнул он на служанку.
— Да ничего. Не знаю, джарт Альберт, не ела она ничего! — всплеснула та руками. — Если вот только вино пила!
Он схватил бутылку и фужер, понюхал. Быстро вытащил кинжал из ножен, надрезал Иррис палец и попробовал языком каплю крови.
— Проклятье! — воскликнул уже вслух. — Когда она это пила? Армана, отвечай! Когда?
— Не знаю! Но когда я уходила на молитву, бутылка была полной, если и пила, то перед тем, как выйти из комнаты.
— Что? Альберт? — воскликнула Таисса. — Вино отравлено?
— Да.
— Что можно сделать? — тихо спросила Эверинн, трогая его за плечо.
Альберт посмотрел на неё, словно на пустое место. Мысли его метались лихорадочно, перебирая все способы спасения, но в глубине души он понимал, если это то, что он думает — шансов почти нет.
— Цинта, тащи мой саквояж с лекарствами, живо! — он обернулся, и рыкнул на слуг. — Все вон отсюда!
Он почти вышвырнул их, выставил за дверь и Гасьярда с Эверинн, упиралась только Таисса.
— Учитывая то, что ты теперь с Миленой заодно, я не позволю тебе остаться с ней наедине! Может, это вы её и отравили! — возразила она его приказу.
Пальцы Альберта сомкнулись у неё на горле с такой силой, что у Таиссы покраснело от напряжения лицо, и он прошептал, глядя ей прямо в глаза:
— Проваливай отсюда! Или я сам тебя вышвырну!
Говорить два раза не пришлось.
Прибежал Цинта с саквояжем и принялся готовить то, что велел ему Альберт, повторяя вслух все ингредиенты:
— Чёрная смола — две меры, скандрийский мох — одна мера…
А потом пытался напоить этим Иррис, но она лишь шептала: «Больно! Больно!», и с трудом смогла проглотить пару ложек. И начала метаться на кровати.
Альберт сел рядом, взял её за руку, накрыл своей ладонью, и живой огонь потёк, успокаивая и погружая в сон.
Он пытался придумать лекарство, но от этого яда лекарств не было. Тот, кто подлил его в вино, хотел, чтобы всё было наверняка. И всё, что Альберт мог сделать, это лишь забрать её боль и страдания. Он думал напряжённо, лихорадочно перебирая самые странные способы, какие только ему приходилось изучать или хотя бы слышать. И его сердце билось в ушах набатом.
Если совсем недавно ему казалось, что мир рухнул, когда она убежала из оранжереи, когда отвергла его, то сейчас ему хотелось, чтобы он и в самом деле рухнул, потому что он не сможет вынести её потерю.
Теперь он понимал, что даже находясь вдалеке, даже зная, что она его не любит, но зная, что она где-то есть, что она жива, он был бы почти счастлив.
Распахнулась дверь, и ворвался Себастьян, на ходу стаскивая перчатки, с лицом таким же бледным, как у Иррис, он бросился к кровати и склонился над ней.
— Иррис?! Иррис! Ты слышишь меня? Девочка моя, — он дотронулся до её щеки, до лба, но она его не слышала.
— Эв сказала, это яд? Какой яд? — Себастьян перевёл на Альберта растерянный взгляд.
— Белой водяной змеи. Ашуманский яд, который можно добавить в вино, и его не заметишь. Он действует через желудок, а не через кровь, как яд других змей. И его в этой бутылке хватило бы на целый галеон матросов, — ответил Альберт тихо.
— Но от него же… он же…
— …смертельный, — ответил Альберт, глядя Себастьяну прямо в глаза. — И у меня нет от него противоядия. Его вообще нет.
— О, Боги! Иррис! — Себастьян вскочил и принялся ходить по комнате. — Но хоть что-то можно попытаться сделать? Хоть что-нибудь?
Альберт смотрел на него и видел на лице Себастьяна то, что сейчас чувствовал сам — отчаянье и безысходность. И ему даже стало жаль брата, потому что для него потеря будет вдвойне тяжелее, ведь их чувства были взаимны. Его захлестнула новая волна отчаяния.
Себастьян подошёл и впился пальцами ему в плечо:
— Если ты знаешь хоть какой-нибудь способ… Проси, что хочешь! Я всё сделаю! Только спаси её!
— Что хочу? — усмехнулся Альберт криво.
— Да! Всё, что скажешь! Я всё сделаю, — произнёс Себастьян обречённо.
— Она так тебе дорога?
— Да!
— Из-за её силы? Из-за Потока?
— Нет! Я… я люблю её. Я не могу её потерять! — произнёс Себастьян горько и растерянно посмотрел на кровать.