И волна совершенно неуправляемой безотчётной ненависти поднялась в нём, ненависти и злости по отношению к отцу. В это мгновенье он сам убил бы Салавара, попадись тот ему на пути.
Альберт шёл размашисто, в нём бушевала ярость, и он сам не знал, что собирается делать дальше. Хотелось пойти, поджечь кабинет отца и спалить его дотла, все его портреты и вещи, и даже весь дворец, чтобы стереть из памяти всё с ним связанное. Уничтожить… Отомстить хоть так. За ту боль, что он терпел столько лет, глядя на других и не понимая, в чём же он виноват. За украденные годы любви и тепла…
Внезапно вспомнились слова отца, когда он в очередной раз стегал его кнутом и орал в приступе ярости, требуя, чтобы Альберт умолял его о прощении. В тот момент, когда он почти потерял сознание от боли, Салавар схватил его за подбородок и, изрыгая ругательства, произнёс:
— Ты такой же упрямый гадёныш, как она, проклятое ведьмино отродье!
Но чего Альберт не делал никогда, так это не просил пощады, каким бы жестоким ни было наказание. В тот день он просто провалился в небытие, не задумываясь о словах, брошенных Салаваром в приступе бешенства.
А вот сейчас Альберт понял, что именно все эти годы Салавар ненавидел в нём. Его мать. Ненавидел так люто, что раз за разом оставлял его в живых, чтобы повторить всё в очередном своём припадке безумия. Раз за разом наказывая в нём её. Но за что?
Кем он только ни был: щенком, ублюдком, выродком, гадёнышем…
И когда его называли бастардом, это было почти что не оскорбление.
Он вспомнил, как однажды после очередного «урока» послушания он взял нож и прокрался к Салавару в спальню, собираясь его убить. Жаль, что тогда он не смог этого сделать. А вот сейчас он сделал бы это, не раздумывая.
Ему нужно поговорить с Эверинн, возможно она знает правду. И с кухаркой — та помнит времена, когда он только появился в доме Салавара. А может с Гасом?
Альберт развернулся на ходу и пошёл к кабинету дяди.
Как же он ненавидел их всех в эту минуту. Всю свою семью.
— Альберт! — Цинта торопливо шагал позади.
— Не сейчас! — он отмахнулся.
И если понадобится, он выбьет из Гасьярда эти ответы силой.
Он быстрыми шагами пересёк патио и подошёл к лестнице, ведущей в восточное крыло к кабинету дяди. У её подножия встретил мирно беседующих Драгояра, Хейду и Милену.
Он сдержанно кивнул Милене и собирался пройти мимо, и в другой раз прошёл бы, не стал отвечать на явный вызов. Но сегодня он был просто не в себе, а Драгояр, как всегда, нарвался.
— Куда летишь, бастард? — спросил он, останавливаясь и преграждая ему путь. — Мне следует тебя проучить, щенок! Вчера ты обидел леди Хейду. Тебе придётся извиниться перед ней.
Где-то внутри зародился огонь….
Хейда при виде Альберта надула обиженно губы и отступила в сторону, всем своим видом демонстрируя оскорблённую гордость.
Да, он вчера не сдержался и накричал на неё после этой истории с Иррис на лужайке. И, пожалуй, он был неправ. Хотя… ему следовало не кричать, а убить её за яд в бутылке. Но… к демонам Хейду! Он не добился пока того, что ему было от неё нужно, и потерял то, чего терять никак не хотел — доверие Иррис. Он вчера был очень зол на себя и сорвался на Хейде. А сейчас, увидев её, он внезапно вспомнил свой утренний план.
Он сунул в руки Цинте письма и шкатулку и поклонился своей рыжей мачехе, приложив руку к сердцу.
— Леди Хейда! — он поймал её руку и приложился страстным поцелуем. — Я вчера обидел тебя, прости.
В своём порыве он даже встал на одно колено, отчего Цинта закатил глаза, памятуя их разговор за чтением писем Иррис.
Хейда вспыхнула, но поцелуй оценила. Повела плечом, посмотрела надменно сверху вниз, и Альберт очень хорошо знал эту игру. Притворная мольба, страстное пожатие руки, преданный взгляд в глаза…
Странно, что Драгояру не понравился этот способ просить прощения. Он, видимо, ожидал чего-то другого.
— Ах, ты, ублюдок! Оставь её в покое! — он выхватил из ножен баритту. — Я тебя убью!