— И почему, позволь спросить? — его голос прозвучал глухо, как далёкий гром в тёмном брюхе грозовых туч.
— Потому что я не люблю тебя, Гасьярд, — она вскинула голову, — это достаточно веская причина?
— И… мои доводы… в отношении Себастьяна оказались недостаточно вескими? — спросил он уже громче с неприкрытым сарказмом в голосе. — Или твоя любовь к нему так сильна, что ты готова пожертвовать всем ради неё?
— Я думаю, что мои отношения с Себастьяном и моя любовь не касаются тебя никоим образом. И я не собираюсь их с тобой обсуждать, — отрезала она, чувствуя, как легко стало у неё на душе.
— Может, ты всё же ещё подумаешь? — спросил Гасьярд, не отрывая от неё напряжённого взгляда. — Поспешные решения не самые лучшие. Может, тебе нужны ещё книги… или время?
— К Дуарху книги! О чём тут вообще думать? — она усмехнулась. — Разве есть предмет для раздумий? Хочу ли я за тебя замуж? Нет. Пойду ли я за тебя замуж? Нет, Гасьярд. Мой ответ — нет. И он не изменится. А теперь я должна идти.
Она бросила на траву палитру и кисти и быстрым шагом направилась во дворец.
Вот оно счастье! Почти свобода. Почти. Ей осталось только сказать всё Себастьяну.
И это было самым трудным.
Гасьярд смотрел ей вслед, не в силах совладать с желанием и гневом. С каждым днём, с каждым мгновеньем сила Потока в ней росла, маня его и сводя с ума. И до этого мгновенья он надеялся. Терпеливо ждал… Но после её слов…
Она стала очень смелой…
И ещё более желанной.
Он подобрал палитру и кисти, положил аккуратно на мраморную скамью, руки у него дрожали и ноздри ощущали рвущийся наружу огонь.
Он вернулся к себе, достал из тайника бутылочку средства, которое приготовил накануне, и положил её в карман. Хотел уже уйти, но в дверях появился Себастьян.
Племянник был одет торжественно, при оружии — баритта и два кинжала украшали его ремень — и выглядел он не слишком хорошо. Бледный и злой он вошёл порывисто и, судя по тому, как Себастьян приближался, сжимая в руках рукоять баритты, гнев его был направлен на Гасьярда.
— Я хочу знать, Гас, правда ли то, что я услышал сегодня утром? — произнёс он, кладя вторую руку на рукоять кинжала и остановившись в двух шагах от дяди.
— Что-то случилось? — заботливо спросил Гасьярд, чуть отступив.
— Случилось.
Гасьярд выслушал молча его рассказ о том, что говорят слуги его планах насчёт победы в поединке и женитьбе на Иррис и мысленно выругался, проклиная всеми Богами Эверинн.
Но на его лице не дрогнул ни один мускул, лишь брови удивлённо поползли наверх, изображая крайнюю степень удивления.
— И что ты на это скажешь? — Себастьян смотрел на него, не сводя глаз.
— А что я должен сказать на эту редкую глупость? — пожал он плечами. — Слуги вечно болтают всякую ерунду. И мне странно слышать, что ты в такое веришь! И если ты в это веришь — то позволь спросить, кто такой важный, чьему мнению ты доверяешь больше, чем мне, мог такое сказать? Случаем, не Милена? Или Хейда? Потому что сочинить такое могла только она! И ты должен понимать зачем. Жениться на твоей невесте? Я?
— Ты хочешь сказать, что это неправда? — спросил Себастьян, разглядывая пытливо его лицо.
Но лицо дяди было невозмутимо, скорее, он был озадачен и удивлён подобными обвинениями.
— Я хочу сказать, что это чья-то попытка поссорить нас. И нетрудно догадаться чья. Я всецело на твоей стороне, Себастьян, и занят только тем, что пытаюсь выяснить, как завершить ваш с Иррис ритуал, — Гасьярд осторожно перевёл разговор на другую тему, — и, кажется, я даже нашёл причину, по которой у нас это не получалось. Поэтому хотелось бы знать, кто распространяет среди слуг подобную ложь?
— И что за причина?
Гас посмотрел на племянника. Его рука сжимала рукоять баритты, и, кажется, скажи он ему сейчас, что его подозрения — это правда, не миновать ему острого лезвия. А Себастьян дерётся очень хорошо, и он в ярости, так что стоило потушить этот пожар быстро.
И он решил утихомирить племянника единственным возможным способом, сказать ему что-то, что ошеломит его ещё больше.