Огненная кровь. Том 2 (СИ)

— …а новому верховному джарту, чтобы всё это изменить, видимо, придётся быть во вкусе Её величества? — хмыкнула Таисса.

— У её величества очень разносторонние вкусы, но она, безусловно, ценит упорство, дипломатию и ум, — ответила Ребекка неопределённо. — А эфе Карригану в этом нет равных. Так что ваш здравый подход к выбору нового главы Дома определит очень многое, в том числе и будущий успех или неуспех ваших предприятий.

— Выбор? — опять встряла Таисса. — Если бы выбор был здравым, то я бы согласилась. Но, увы, здравым выбором в этом доме даже не пахнет!

Иррис слышала перепалку, но думала совершенно о другом.

Почему она раньше не сделала этого — не сказала правду?

Сейчас, когда Себастьян обо всём узнал, ей стало так легко, словно с души упал камень. Ей больше нечего было стыдиться. Осталось только одно — сказать правду Альберту. Как можно скорее. И уйти из этого дома навсегда. Куда угодно…

Она посмотрела на него снова, но Альберт был занят разговором со своим дядей. Разговором совершенно бессмысленным, поскольку Тибор был уже достаточно пьян, чтобы говорить о чём-то хоть сколько-нибудь значимом.

Зачем он так мучает её? Знает же, что она ждёт этого взгляда…

— Таисса! Не думаю, что стоит обсуждать это сейчас, — мягко добавила Эверинн, пытаясь успокоить разбушевавшуюся племянницу.

— Ну почему же не стоит, — Милена отложила вилку, — под здравым выбором нового главы Дома Таисса, очевидно, понимает выбор в пользу Себастьяна, не так ли?

Взгляды сестёр схлестнулись, как два лезвия.

— Этот выбор определил ещё наш отец, и если говорить начистоту, — Таисса тоже отложила вилку, — то это действительно здравый выбор. Дипломатия, ум и упорство — именно это нужно для достижения успеха, не так ли? Сомневаюсь, что ваш… союз, — она обвела пальцем Милену, Драгояра и Хейду, — даже с учётом… некоторых купленных бастардов, может похвастать хоть чем-то из этого списка. Разве что упорством. Но упорство без ума — сомнительное достоинство.

— Таисса! — шикнул Себастьян.

За столом повисла тишина. Ноздри Милены расширились, она шепнула что-то Хейде на ухо, и та, извинившись, встала из-за стола и ушла.

Милена демонстративно отпила вина, откинулась на спинку кресла и произнесла так, будто положила первую карту на стол:

— А ты полагаешь, что ты умна, а Себастьян дипломатичен. Или наоборот? Хотя без разницы — пусть так. Упорство вы позаимствуете у дяди Гаса? Да? Силу у Иррис… И ты думаешь, всё просчитала и победа у тебя в кармане, верно?

— Милена! — Эверинн побледнела, превратившись в натянутую струну. — У нас же гости! Неужели нельзя отложить этот разговор хотя бы до вечера?

— К чему же откладывать? — ответила Таисса, не сводя с сестры глаз. — Всё так. Только у вас с Драгояром, видно, не хватает ума, чтобы понять, что вас меньше и вы слабее. Твоя гордость не даёт вовремя пойти на компромисс и признать своё поражение до битвы. Стоило бы договориться заранее и не устраивать весь этот цирк с поединком, ядом и змеями в коробках!

— Таисса, прекрати, — прошептал Себастьян, схватив её за запястье. — Вспомни о приличиях.

— К Дуарху приличия! — она выдернула руку.

— Так ты полагаешь, что змеи и яд — моих рук дело? — глаза Милены полыхнули холодным огнём.

— Это же очевидно, — повела плечами Таисса, — хоть и довольно глупо. Но глупость всегда была присуща твоим поступкам.

Иррис посмотрела на Таиссу, но встретилась взглядом с Гасьярдом. Он смотрел на неё, как обычно, почти не мигая, очень внимательно, чуть склонив голову, словно чего-то ждал. С самого начала вечера он не сводил с неё глаз, но сейчас, она ответила на его взгляд совершенно открыто и даже чуть усмехнулась. Он смутился и отвернулся, обратившись вкрадчиво к Таиссе и прервав это молчаливый поединок:

— Может быть, мы продолжим этот разговор завтра, на совете?

А Иррис внезапно поняла:

Ей нужно бежать отсюда. Сегодня же ночью. Или рано утром.

Откуда взялась эта мысль, она не знала, но стократ усиленная той тревогой, что витала в воздухе, она вдруг стала главной. Иррис не знала куда бежать, и не знала, как, но единственное, что сейчас было правильным — это рассказать всё Альберту. А он придумает.

Где-то в глубине души остатки коринтийского воспитания взбунтовались против такого вопиюще непристойного плана, но вихрь, тот, что вращался внутри, звал за собой, и что-то подсказывало — если не сбежать сейчас, то всё закончится плохо.

Провалились бы все! Почему ты не смотришь на меня, Альберт? Почему?

И если в день помолвки она очень боялась именно этого, что он будет смотреть на неё, что будет задавать вопросы, вгоняя её в краску, что будет изводить двусмысленностью, то теперь она боялась, что этого не произойдёт. Теперь она хотела именно этого. Прямо сейчас.