А ещё мокрая, как речная крыса, и, признаться, это начинает порядком надоедать.
— Я бы хотела знать: почему монахини покинули храм?
Инкубица небрежно пожала плечами:
— Пути Иссеиды неисповедимы. Она говорит — мы слушаем. Сегодня ночью сестре Амине было видение, что наш храм охвачен пламенем, оттого они и ушли.
— Из-за видения? — Переспросила, недоверчиво нахмурившись.
— Богиня не любит повторять дважды — это не в её правилах.
— Отчего же остались вы?
Инкубица ласково улыбнулась, словно ответ был очевиден.
— Мне тоже было видение: в чаду я увидела человека — девушку, охваченную пламенем. Балки рушились, грозясь погрести её заживо, но она не уходила, потому что не могла. Ей нужны были ответы, а в одиночку их не получить.
Странная, однако, ситуация получается. На помощь спешили мы, а в итоге всё обернулось с точностью наоборот.
— И чем же вы можете мне... помочь?
— Я ничем. Мой голос всего лишь проводник во тьме, но моя великодушная богиня — может.
Сдержала рвущуюся наружу усмешку. Ну, конечно. Кто бы сомневался, что великим надоели их старые игрушки…
— Благодарю, но это лишнее. — Ещё одной брачной клятвы я вряд ли переживу.
Монахиня плавно шагнула мне навстречу и бережно взяла за руку, стремясь удержать, — я ощутила прохладу её нежной кожи.
— Иссеида никогда не навредит своим дочерям, сестра, верь мне. Сейчас ты слепа, как и я когда-то. — Горячий шёпот полился из приоткрытых губ. — Более трёхсот лет я страдала, борясь со своею сущностью, искала место в этом беспокойном мире. Цари усыпали меня золотом и драгоценными камнями, они рыдали у моих ног, выплёвывая из уст коварные клятвы — одну за другой, убивали друг друга ради моей сладострастной любви, а я упивалась этим, черпая силу. И в этом порочном кругу безумия у меня был лишь один луч света — единственная дочь, обречённая жить так же, как и её несчастная мать. — Тёмные глаза инкубицы широко распахнулись, вспыхнув, и вновь погасли. — Её убил один вельможа в порыве ревности: задушил в собственной опочивальне.
Вязкая тишина коснулась жилки, бьющейся на моей шее. Монахиня сжала ладонь сильнее.
— Ты молода и ещё не знаешь, что значит потерять всё. А ведь она была моим смыслом жизни. Я отомстила... Но разве способна жажда мести оживить мою малышку? Иссеида приняла меня, когда остальные отвергли… и сейчас ворота её храма распахнуты для тебя — не отказывайся от помощи.
В тусклом свете на полу я увидела крошечного паучка, прислушывающегося к нашему разговору. Не раздумывая, раздавила его подошвой сапога. Если это ни в чём не повинное насекомое, то хаос мне в свидетели — на улице и так дождь, но если это то, о чём я подумала, тогда времени всё меньше. Мягко вывернулась из хватки инкубицы, решаясь:
— Поспешим, мне ещё нужно найти своих друзей.
— Не отпускай мою руку, сестра.
Монахиня быстро увлекала меня в глубь храма, петляя по коридорам. Я прислушивалась к звуку шагов, отпрыгивающему от стен, как мячик, надеясь услышать лай Чимни или тихую поступь Нуалы, но всё зазря. Казалось, громада здания пустовала долгие годы, влажно дыша в темноте просторных залов.
— Прикрой глаза, — предупредила монахиня и нажала на крошечный выступ в стене, на который я и вовсе не обратила бы внимания.
Яркий свет просочился сквозь веки. Моргнув пару раз, наконец-то рассмотрела огромное помещение, уставленное гигантскими лампами, источавшими золотистое сияние. Пол, как и стены, был облицован белыми мраморными плитами. После чёрных коридоров создавалось впечатление, что я нахожусь в самом сердце храма. Хотя, возможно, так и было.
— Иссеида ждёт тебя, — величественно произнесла инкубица и отступила на шаг, позволяя получше разглядеть великолепную залу.
Заворожённо посмотрела по сторонам: совсем не похоже на языческие храмы, возведённые в Арилье — эти крошечные, каменные домики, утопающие в снегу. Огни, образовавшие широкий проход, вели к огромной мраморной статуе богини, которая взирала на меня свысока — я едва ли доставала до её искусно вырезанных из камня сандалий. Иссеида была облачена в просторную тунику, скрывающую её тело, волосы богини были убраны в высокую, удобную причёску, в правой руке — меч, в левой — тяжёлый щит.
Пламя взметнулось выше и сделалось настолько ярким, что я невольно прищурилась.
Интересно, уже сейчас нужно подобострастно обращаться к каменной статуе или чуть погодя? Бить челом или просто вздымать руки в просящем жесте?
— Лучше головой, — послышался сзади насмешливый голос инкубицы.
Изумлённо обернулась: я же не сказала этого вслух.
— И не нужно, — снова опередила мои мысли монахиня, — здесь так тихо, что даже самые сокровенные слова, сокрытые в глубине души, созвучны грому — лишь глухой не услышит их. А я не глухая.