Огненная река

Всё замерло. Предметы раскалялись и увеличивались, а потом теряли свои формы и растворялись во времени, и ничего не оставалось. То, что можно было потрогать — лишь повсюду царящая напряжённость. Моё тело, которое я так хотела уничтожить, в абсолютной тишине и умиротворённости тихо распадалось, Я погружалась в расслабленную усталость и счастье, которые возникают, когда сознание меркнет и становится совсем слабым. В это время откуда-то с гор, через жару, захлёбываясь, защебетали птицы «цици-цор-р-р, цици-цор-р-р». Казалось, они размеренно долбят клювами в стекло, пытаясь его разбить. Прошло некоторое время. От их упорства в клювах скопилась кровь, и, когда, в конце-концов, разрушился угол света, жары и времени, в ущелье, где течёт ручей, защебетали все птицы до одной. Я быстро поднялась. Ноющая боль вернулась, будто свалилось белое покрывало, закрывавшее сознание. Голова раскалывалась от боли.

Я посмотрела вокруг. Ничего не изменилось. Только от звонкого щебетания птиц, бившего по барабанным перепонкам, дрожали зелёные листья на деревьях, хотя ветер стих. А ещё гряда чёрных туч наполняла темнотой ущелье с ручьём. Как это бывает после анестезии, в кончики пальцев рук и ног постепенно возвращалась чувствительность. Зачем я здесь? Беременная на пятом месяце от бросившего меня пройдохи, чувствуя слабость, будто вся моя кровь высохла, я пришла сюда, в ущелье, с твёрдым решением умереть, но никак не могу пойти на это из-за этой изматывающей жары. Я сделаю аборт, и всё будет нормально. Как стирают надпись с доски, так же я сотру память из своей головы. Это очень просто.

Вернувшись, я решительно сделала аборт, уничтожила ребёнка, которому шёл уже шестой месяц, будто удалила грязную опухоль. После этого прошло много лет, но я всё ещё не могу избавиться от призрака шестимесячного ребёнка. Это какая-то потенциальная эпилепсия. Я так и не увидела его лица, но мне было ещё хуже оттого, что оно находилось в глубине моего сознания; это часто болело и ныло во мне, как от ревматизма перед дождём. Если снять оболочку повседневной жизни, как тонкую резиновую плёнку, то можно увидеть, как внутри густой пеной кипит жажда раскаяния в том, что я убила своего малыша. Каждый раз, когда открывалось это болото, мне было тяжело дышать, будто у меня опять растёт живот, как во время беременности, или как будто я наполняюсь водой, поэтому я с такой безнадёжностью барахталась, словно могу утонуть, если не вылью наполнявшую меня воду. Но даже после того, как вода заполняла меня до краёв, я снова и снова отправлялась в путь за стаканом свежей чистой воды.

Я подняла руку и прикрыла ею веки. Солнце было таким же сияющим, как тогда.

Залаяла собака. Это редко бывает. Собака совершенно точно различает шаги Сыну, гости у нас бывают настолько редко, что можно сказать, их вообще не бывает.

Пора было готовить ужин, но я вышла из комнаты, чтобы поесть просто остывшего риса, и некоторое время, пока лаяла собака, стояла неподвижно, прислушивалась к тому, что происходит на улице. Та совсем разошлась. Видимо, действительно кто-то пришёл.

Заинтересовавшись, кто же это может быть, я посмотрела в окно. Под воротами виднелась чья-то длинная тень.

— Кто там?

Чтобы унять собаку, я громко прикрикнула на неё. Над воротами появилась голова молодого человека. Лицо его было совсем незнакомо мне, я никак не могла вспомнить, кто это.

— Сыну дома? Я его друг, живу в соседнем районе.

Я отодвинула задвижку. Молодой мужчина, который назвал себя другом Сыну, положил одну руку на руль велосипеда и низко поклонился.

— Вы, наверное, его супруга? Я вас сразу узнал, хотя ни разу не видел. Сыну пригласил меня поиграть с ним в падук[16]. Это ведь его дом, правильно?

Видимо, ему показалось странным моё молчание, но при этом он, не давая мне вставить ни слова, говорил без умолку. Я догадалась, что это тот самый земляк, который живёт в соседнем районе через перевал, к нему каждое воскресенье Сыну ходит играть в падук.

— Надеюсь, он дома?

Вместо ответа я отошла от ворот, пропуская его в дом. Он без колебаний перекатил свой велосипед через порожек ворот и спросил:

— Чем он занят?

Кажется, он не понял, что нет никаких признаков присутствия Сыну в доме. Я подождала, пока он переставлял свой велосипед и медленно-медленно ответила:

— Он ненадолго вышел.

— Мы с ним сегодня договорились играть в падук… Он сам пригласил меня? Как же так?

Ему стало неудобно, и он протянул одну руку к велосипеду, а другой почёсывал затылок. А я поспешно сказала, не давая ему уйти:

— Он скоро вернётся. Он вышел подстричься. Подождите его в доме.

Я сказала это так легко и естественно, что сама себе удивилась. Я совершенно не думала, что лгу. Произнося эти слова я как будто сама поверила, что Сыну действительно стригут волосы в парикмахерской недалеко от дома, и он при этом перелистывает журнал, страницу за страницей.

Видимо, все-таки гостю было неловко находиться в доме, где нет приятеля.

— Если он пошёл в парикмахерскую, и она где-то рядом, я думаю, мне следует пойти туда.

Он опять схватился за свой велосипед.