Огненная река

В праздник Тано, когда бродячие музыканты зарабатывают большие деньги, сестра не спала всю ночь. Она лежала ничком, и её опухшие глаза были красными. К вечеру, когда утихли песни, и музыканты ушли, унося с собой остатки веселья, она занервничала. За оградой раздавался печальный голос свирели. Когда исполнитель, собираясь перейти к песне «Ариран» острова Чин-до, пропел «пилири-пилири», сестра так разволновалась, что её лицо побледнело.

— Унвон, Унвон!

Сестра ещё не спала даже когда в светильнике закончилось масло и фитиль еле-еле тлел. Переливы свирели, неизвестно откуда доносившиеся, кружились в воздухе и бесследно исчезали, и на них невозможно было сосредоточиться. Ворота во всех домах уже давно закрылись; считалось, что эти мелодии вводят девушек в соблазн. Чем темнее становилось, тем сильнее раздирала душу свирель, и сестра, не выдержав волнения, выбежала на улицу. В переулке, куда она умчалась, всю ночь где-то с шумом лилась вода. Через некоторое время сестра пришла обессиленная; в измождении она переступила через порог, ее спина была испачкана зеленью травы. Она пахла ночной росой и душераздирающей песней. Это повторялось каждый раз, как только наступал вечер и заходило солнце.

Красивый мой, дорогой мой,
        я так по тебе скучаю, что становлюсь больна
Мой дорогой красавец идет по холму…

Сестра так переживала, что её лицо становилось белым.

— Унвон, Унвон, ах, что же мне делать?

Бродячие музыканты уехали, перевернув вверх дном всю деревню, но после них на околице и в глубокой яме на густом ячменном поле всё ещё пряталась их мелодия. А сестра не вернулась. После этого люди в деревне довольно долго шушукались между собой: «Соблазнил клоун горбунью…» Может, и сейчас сестра, уже седая, на какой-нибудь открытой ветрам площадке на рынке танцует свой танец горбунов.

Ритм сменился, теперь звучал чинянчхо[25]. Музыканты прошли кульминационную точку, поэтому чувствовали себя намного свободнее. Исполнитель, игравший на маленьком гонге, на мгновение остановился, зажёг сигарету и протянул мне. Такого раньше не было. После первой затяжки закружилась голова. Я выпустил дым изо рта. Слабый фиолетовый слой дыма образовал ровную, как зеркало, поверхность и колыхался. Голова закружилась. Сцена быстро крутилась, и старые маски, как волны, то накатывали, то отдалялись от меня. Сильное головокружение распространяется кругами. В тусклом зеркале прыгает кукла. Ритм барабана рассеивает поверхность зеркала и образует круги. Я растворяюсь в темноте, разрываю на куски зелёную одежду монаха, главного героя представления, и проникаю в шершавую надкожицу сосны.

— Ах ты, давай-ка поиграем! Говорят, это хорошее место для строительства, и я собирался построить буддийский храм, но зачем тут храм, как вы думаете? Если кто-то принесёт пожертвование в этот храм, то у кого нет сына, у того сын родится, у кого нет дочери, у того дочь родится; каждый станет богатым, займёт высокое положение в обществе и будет хорошо жить.

Главные герои представления выходят и кланяются.

— Построй-ка здесь храм для больших бонз. Ну-ка, построй-ка храм для больших бонз. Построй храм. Если бы вы принесли в этот храм пожертвование, то родили бы сына и дочь, и стали бы богатыми и сделали карьеру.