Огненная тигрица

– Ты никогда не спала на голом полу, не говоря уже об открытой повозке. Твоя спина до сих пор болит от долгого сидения на жесткой скамье. Ты привыкла к более сытному ужину. А эта грубая одежда раздражает твою кожу. – Кен Джин крепко сцепил пальцы. – Ты не можешь оставаться здесь. Тебе хочется принять горячую ванну, надеть свое платье, а твоя семья…

– Моя семья? – перебила она Кен Джина. – Мой отец? Ты думаешь, что мне сейчас не хватает всего того, что было в моей прошлой жизни?

– Конечно.

Девушка вздохнула, и он подумал, что она вот-вот заплачет. Но этого не случилось. Вокруг царила глубокая тишина, а на небе все так же ярко светили звезды.

– Мне не хватает близких, меня беспокоит мое будущее. Что будет со мной? Что будет с Уильямом? – тихо сказала она и посмотрела на небо. – Но я ничего не боюсь, когда ты со мной, Кен Джин. Здесь так спокойно.

Шарлотта медленно встала и проникновенно посмотрела на него.

– Я не лгу, Кен Джин. Это ты лжешь. Ты сказал, что хочешь позаниматься, но даже не прикоснулся ко мне. Ты заявил, что хочешь как можно быстрее добраться до Пекина, и купил самого неповоротливого осла во всем Китае. Вокруг нас сейчас так тихо и прекрасно, а ты пытаешься поссориться со мной. Но зачем?

Кен Джин пристально смотрел на нее, открыв от удивления рот. Сначала у него и в мыслях не было затевать с ней спор. Но затем он вдруг грубо выкрикнул, словно обвиняя ее:

– Ты заставила меня слишком много пережить, слишком много страдать!

Шарлотта не шевелилась; казалось, что она даже не дышит. Но при этом она смотрела на него как на душевнобольного. Кен Джин тоже уставился на нее, пораженный своей странной выходкой. Может, он действительно сошел с ума?

– Но почему? – наконец спросила она. – Разве чувств бывает много? Не могу себе такое представить.

– Не можешь? – вызывающе воскликнул он. – А как же Царство Небесное? Разве этого мало?

Когда они вчера начали возноситься на Небеса, его переполняла такая неуемная радость, такое безмерное счастье! А ведь им не удалось добраться даже до преддверия.

– Это было великолепно, – прошептала Шарлотта, и ему показалось, что ее глаза сверкают так же, как священные фонарики у врат Небесных. – Мне очень бы хотелось снова попасть туда.

– Что ты чувствуешь, когда Уильям закатывает истерику в церкви или когда он начинает ножницами резать на себе одежду?

Она невольно улыбнулась, вспомнив брата.

– Мне очень неловко, и я начинаю злиться. Да, я злюсь. Но Уильям не был бы Уильямом, если бы не выкидывал подобные штуки. Я смущаюсь и нервничаю только потому, что очень люблю его. Я не могу относиться к нему иначе.

Кен Джин кивнул, соглашаясь с ней.

– А что ты думаешь об отце, который отрекся от дочери и с позором отправил ее в монастырь? Ты наверняка испытывала боль. Ты, должно быть, чувствовала…

– Конечно, мне было больно, – сердито прервала она Кен Джина. Но затем, опомнившись, спокойно продолжила, тщательно подбирая слова: – Думаю, что… одновременно с болью я испытала и облегчение тоже. – Шарлотта глубоко вдохнула и снова начала болтать ногами. – Меня никогда не унижали. Я не знаю, что такое позор, – сказала она, грустно улыбнувшись ему. – А теперь я стала падшей женщиной. Мне удалось бы избежать такой Участи, если бы я осталась в монастыре. Но я здесь, с тобой.

Улыбка исчезла с ее лица, и Кен Джин понял, что девушка начинает осознавать, в каком трудном положении она оказалась. Хотя в последнее время мысли об этом не давали ему покоя, он только сейчас заставил ее задуматься о горькой правде, перед лицом которой они оба оказались. Когда он увидел, как погрустнело лицо Шарлотты, у него невольно выступили на глазах слезы.

– Я падшая женщина, – пробормотала она. – Ни один приличный мужчина не захочет иметь со мной дела, ни одна уважающая себя женщина не пожелает общаться со мной. Маленькие девочки, по наущению своих родителей, не преминут осыпать меня ругательствами и плюнуть в мою сторону. А мальчишки под хохот своих отцов, которые даже не попытаются их остановить, будут дергать меня за волосы и платье, – с горечью произнесла она, содрогнувшись всем телом. – Какими все-таки жестокими могут быть верующие люди!

– Еще не поздно возвратиться в Шанхай. Хочешь, я отвезу тебя в миссию? Я могу…

– Для чего? Чтобы я стала такой же, как они? Отречься от всего ради того, чтобы стать монахиней? – Она резко повернулась, и молодой человек поразился, увидев, какая неистовая ярость светилась в ее глазах. – Тогда мне придется объявить тебя дьяволом, Кен Джин. Я вынуждена буду признать, что все, чем мы с тобой занимались, безнравственно и порочно. После этого тебя проклянут, а меня сурово накажут.

– Не думай обо мне. Я буду…

– Я знаю, где ты будешь! – рассердилась она. – Ты собираешься подвергнуть себя кастрации, совершив безумный акт самоуничижения, и поэтому считаешь, что я должна сделать то же самое. Ты думаешь, что мне лучше стать монахиней и отречься от нашей любви, превратив тем самым все это в гнусный фарс?