— А немец-то, ребятки, уж не тот пошел, — заторопился, боясь как бы его не перебили, другой старик, — не тот, совсем не тот. По первости он гоголем, петухом этаким ходил. Хох тебе да хайль. Матка, яйка, курка, сало, дескать, гони. А как дали ему в зубы да по сопатке, да ишшо мороз поддал, так он и заскулил. Глянуть на него — и смех, и грех. Обут, одет, как пугало огородное, завшивел. В глазах — тоска. Уж не до хохов ему, хайлей, а «капут» бормочет, «клеб» ищет, а не курей. Так-то вот!
— Вот я ишшо что хотел спросить, — продолжал глуховатый старичок. — Отчего это в речах ваших все о дисциплине разговор. Что, не слушаются вас, али как? А то все об дисциплине, чисто тебе мужик о хлебе…
— Вы, папаша, сами и ответили на свой вопрос, — ответил Огнивцев. — Слушаться нас слушаются… Но о дисциплине, вы правильно сказали, у нас постоянная забота, как у мужика о хлебе. Без нее войско — не войско, а так, шаляй-валяй. Поэтому о дисциплине полководцы заботились во все времена. Для Кутузова это было превыше всего. Он особо подчеркивал: приказано стоять — стой, надо — умри, но не отступай.
Разговоры продолжались до глубокой ночи и не прекратились бы до утра, но Шевченко и Огнивцев понимали, что наутро отряду предстоят весьма серьезные дела и пора отдыхать.
— Ну что же, дорогие наши хозяева, — сказал командир отряда. — Время позднее. Спасибо за теплый прием, за любовь и ласку. Однако завтра у нас большая работа…
Колхозники начали нехотя расходиться. Они понимали, что бойцам и командирам надо отдохнуть перед новыми ратными делами.
22. РАЗГОВОР ПО ДУШАМ
Сообщение о разгроме гитлеровцев под Москвой командование решило довести до личного состава отряда на общем собрании в доме местного учителя-пенсионера.
— Воспользуемся этим сбором и после официальной, части поговорим с бойцами по душам, — сказал Огнивцев командиру и начальнику штаба.
— Нужное дело, — одобрил Шевченко, — пора уже поговорить с бойцами в непринужденной обстановке. Да и вообще почаще собрания проводить надо. А то все на ходу — перебросишься парой слов, и то только по делу. Подзапустил ты, комиссар, партийно-политическую работу. На марше, глядишь, первым начинаешь лыжню прокладывать, в бою как рядовой боец из автомата лупишь, в атаку кидаешься, на привале костер сам раздуваешь…
— Это и есть партийно-политическая работа, — серьезно ответил Огнивцев.
Просторный крестьянский дом из двух больших комнат и кухни был переполнен до отказа. Большинство бойцов сидело на полу, те, кто порасторопнее, устроились на полатях и печке.
Собрание коротким вступительным словом открыл капитан Шевченко и предоставил слово комиссару. Он рассказал о сообщении Советского Информбюро и призвал личный состав отряда усилить удары по врагу, помочь Красной Армии быстрее очистить от фашистов Подмосковье. Эту весть личный состав принял радостно, но спокойно. Дело в том, что красноармейская молва еще до собрания донесла ее до каждого, и люди уже обсудили все детали сообщения Информбюро, а наиболее горячие головы на его основе уже высказали свои соображения не только о дальнейшем ходе, но и об исходе войны и сроках ее окончания.
Поэтому доклад Огнивцева был кратким. Закончив его здравицей в честь партии, народа и его Красной Армии, комиссар помолчал минуту и продолжил:
— Давненько в таких уютных условиях мы не собирались. Вот уже более недели совершает отряд рейд по тылам генерала Хюпнера. За прошедшие дни у нас были удачи и неудачи, радость и печаль. Накоплен и боевой опыт…
Разведчики внимательно слушали комиссара, который оживлял в рассказе недавние события, размышлял вслух об успехах и ошибках.
— Мы с командиром подумали и решили, — сказал Огнивцев, — что у вас за это время наверняка накопилось немало вопросов к нам, возможно, и предложений. Вот и давайте поговорим. Сегодняшний вечер самый подходящий для этого. Когда еще такой случай представится, трудно сказать.
В комнатах и на кухне, освещенной подслеповатой керосиновой лампой с разбитым и заклеенным обгорелой бумажкой стеклом, о чем-то заговорили, зашумели бойцы, но понять о чем было невозможно.
— Какие же могут быть предложения, товарищ комиссар? — сделал попытку привстать с пола рядовой Полшков. — Бить гадов до полной победы. Вот и все предложения…
— Правильно, все верно сказал, молодец, нет вопросов, — раздались голоса.
— Погоди не спеши, есть вопрос, — с трудом освободившись от стиснувших его со всех сторон тел, поднялся младший сержант Корытов.
— Патронов осталось с гулькин нос, — озабоченно сказал он, — да и гранат — кот наплакал… Как воевать дальше будем, товарищ командир?
— Вы правы, товарищ Корытов, — ответил командир. — С боеприпасами у нас действительно туговато. И взрывчатка кончается. Но оснований для уныния нет. Немного побудем на голодном пайке, а затем нам подбросят все, что нужно, с Большой земли.
— Тогда порядок, живем, братва, — бодро воскликнул кто-то.
— Еще вопрос, — раздался из полумрака густой бас. — Чтой-то старшина Кожевников прижимистым стал. Как там у нас с шамовкой?