Огненная земля

— Они должны сами прорываться, — сказал командующий. — Поставьте Гладышеву такую задачу… Прорваться! Захватить вот эти высоты, Митридат, причалы. И тогда мы от Чушки и наших крымских переправ пошлем и войска и корабли. Выполнение поставленной задачи в деталях предоставим Гладышеву. Ему там, на месте, видней. — Командующий приподнялся и посмотрел на полковника из-под нахмуренных бровей. — В шифровке укажите: все вышедшие к главным силам будут награждены боевыми орденами. Все без исключения…

Отпустив полковника, командующий задумчиво загляделся на пролив, на далекие берега Тамани, плохо различимые отсюда. Ветер усиливался; погромыхивал лист железа, и схваченные с дорожки камешки и песок застучали по крыше. Генерал посмотрел на часы. Его, вероятно, заждались. Надо идти завтракать. Медленно закрыв папку с бумагами, командующий осмотрел себя в настенное зеркало и остался недоволен своим внешним видом — набрякшими веками, синими прожилками на щеках и каким-то нездоровым, припухлым лицом. Он вздохнул и вышел из кабинета. В коридоре, у входа в салон, стоял часовой — бравый гвардеец в короткой шинели. Часовой «по-ефрейторски» взял на караул и впился в генерала голубыми навыкате глазами. Командующий внутренне одобрил и выправку гвардейца, и броско сделанное «на караул», и это русское белобрысое лицо, сочетавшее в себе и уважение к начальству, и гордость самим собой.

Командующий спустился вниз по довольно крутой лестнице, освещенной электрическими лампочками.

Постепенно уходили шумы орудийной стрельбы; запахло отсыревшим неокрашенным деревом и еле уловимой плесенью подземелья.

За стол усаживались тихо. Разноголосый говор, стоявший здесь до прихода командующего, прекратился.

В небольшом помещении салона стояли кровать и диван. На стенах, обшитых неокрашенными, хорошо пригнанными досками, висели картина с деревенским пейзажем и карта советско-германского фронта. Одну стену занимало фальшивое венецианское окно, прикрытое занавеской. К салону примыкала кухня, куда было прорублено окошечко для подачи кушаний. Из кухни доносились приглушенные голоса прислуги, а в полуоткрытую дверь, ведущую в прикухонный тамбур, виднелись ступеньки второго, запасного хода, выводившего на площадку, противоположную фасадному дворику, откуда открывался вид на горы, Еникале и лощину, занятую ветеринарным госпиталем и резервными войсками, ископавшими землянками все склоны гор. Свежий воздух поступал сейчас не через вентиляционное устройство, а через эту полуоткрытую дверь. Но вместе со свежим воздухом доносились приглушенные подземельем звуки канонады: ближней — с плацдарма, более отдаленной — с Кордона и Батарейки — с Тамани и устойчивый, нервирующий гул артиллерийского штурма — «оттуда», с Огненной земли.

Молчание за столом нарушалось только тихими вопросами обслуживающей салон пожилой женщины и стуком ножей и вилок. Командующий знал, что положение Огненной земли является предметом разговоров и обсуждений во всех сферах фронта. Сидевшие с ним, конечно, хотели бы узнать, что решено. В конце завтрака, после коротких, малозначительных вопросов, командующий внимательно оглядел всех и негромко сказал:

— Я приказал им наступать.

И все присутствовавшие в салоне поняли, что означает слово «им».

Глава сорок вторая

— Командующий приказал выходить к главным силам, к Керчи, — сказал Гладышев, внимательно изучая своими пытливыми глазами вызванного им Букреева. — Вот радиошифровка.

Букреев, сняв свою морскую потрепанную фуражку, затянутую маскировочным чехлом, провел ладонью по зачесанным назад волосам. Белые нити, незаметные раньше, увидел полковник в волосах комбата. Расшифрованное и написанное карандашом на серой оберточной бумаге приказание командующего Букреев сжимал пальцами, черными от въевшейся в кожу копоти и сплошь в заусенцах.

— Понятно?

— Понятно, товарищ полковник. Но… как быть с нашими ранеными?

— Раненые пойдут, конечно, с нами.

— А тяжелораненые?

— Надо смотреть правде в лицо, — сказал Гладышев. — Что мы можем сделать с тяжелоранеными? Нести их на плечах? Нужен стремительный бросок, штурм на прорыв.

Букреев молчал.

— Тяжелораненых, тех, кого не успеем вывезти морем, придется нести… А как мы сумеем вывезти морем? — Полковник прошелся по блиндажу, уперся в стенку, вернулся.

Дежурный радист, принимавший радиограмму, настороженно посмотрел на него и снова принялся за свое дело.

— На берегу валяются старые шлюпки, — сказал Букреев, — мы не чинили их, чтобы не давать повода, не соблазнять…

— Шлюпки дырявые. Их побило и осколками и камнями. Их, очевидно, нужно — как это там у вас, у моряков, делается — конопатить, смолить? А чем конопатить и смолить и когда? Я поручил Степанову выискать все, что может послужить переправочными средствами… Но ведь это все ненадежно…

— Бутылка с каэс[9] против танка — тоже ненадежно, — осторожно сказал Букреев. — Однако пользовались, и… помогало.