Огненная земля

Букреев ускорил шаги. Склонившись вперед, ухватив автомат, висевший на шее, за оба конца, он двигался по узкой полосе воды, уходившей языком куда-то в черноту ночи.

Наконец они достигли головы колонны. Различить самого Рыбалко было трудно среди круглых спин, катящихся по болоту словно стая дельфинов. Тяжелое дыхание, бульканье сопровождали эту стаю. В ожидании первой атаки моряки накапливались и потому передние несколько замедлили движение.

Букреев сблизился с Рыбалко. Они пошли рядом. Ракеты полетели вверх совсем неподалеку, и слышен был даже треск пистолетов-ракетниц. Яркие цветные дымы открыли группу Рыбалко, но осветили также и насыпанные холмы, ответвленные от дамбы, — те самые пулеметные гнезда, которые нужно было атаковать.

Свет погас. Не успели глаза снова освоиться с темнотой, как послышались знакомые рокочущие звуки крупнокалиберных пулеметов, и над холмиками появились искрасна-голубоватые жальца.

Моряки Рыбалко ответили автоматной стрельбой и криком «полундра», который, казалось, должен был разбудить сразу всех врагов, занявших эти прибрежья Тавриды. Вслед за криком, подхваченным в глубине колонны, вслед за быстро пронесшимися вперед людьми поднялись звонкие столбы гранатных разрывов.

Букреев бегом достиг холмиков, перепрыгнул неглубокий окопчик и заметил трупы фашистов, пулеметы и картонные пакеты патронов, напоминавшие пчелиные соты. Рядом оказался Гладышев, а с ним Степанов со своим ординарцем.

Полковник весело прокричал Букрееву:

— Прорвали дамбу! Вот только орали зря. Впереди еще артиллеристы и минометчики!

Автоматы продолжали трещать. Стреляли из немецких трофейных.

Полковник, остановившись на бугорке, поторапливал пехоту. Солдаты поднимались от болота на дамбу и, перевалив ее, уже бегом бросались вперед.

Рыбалко давно потерялся в свистящем ветре и в темноте, сразу упавшей, как бархатный занавес ночи.

Прорыв удался. Впереди была степь. Оттуда неслись зимние запахи и ветер.

Первый успех окрылил измученных до крайности людей. Стремясь вперед, они могли увидеть теперь солнце, могли выйти из ночи. Тревожные сомнения сменялись радужными мечтами.

Но Букреев помнил: впереди, до рассвета, еще восемнадцать километров, впереди тяжелый штурм Митридата.

Глава сорок пятая

Разламывая вражескую оборону, с фанатичным упорством двигались люди Рыбалко.

Степь, изрытая глубокими ямами, сморщенная балками, вела их к своим, к жизни.

Рыбалко достиг позиций артиллерийских батарей. Прислуга была беспощадно вырезана матросами. Никто из артиллеристов не мог сообщить штабу о продвижении группы прорыва.

От Рыбалко появились вестовые. Он присылал их после того, как разрывал очередную цепь. Моряки-вестовые появлялись, как маяки на вершинах курганов, докладывали комдиву и снова исчезали в темноте.

Враги не могли представить себе, что весь десант ушел из их рук. Они не могли поверить, чтобы люди, обреченные ими на смерть, могли выскользнуть и уйти куда-то в ночь. Они выслали в степь патрульные автомобили и мотоциклистов. Вспыхивающие фары неслись по дорогам, изредка бесцельно стреляли пулеметы. Патрульных пропускали, если они не мешали, но, когда патрули останавливались на дороге, догадываясь, в чем дело, матросы бросались на них из засад и закалывали кинжалами. Все было подчинено единственной цели — прорваться к своим. Там будет утро, день, встреча с друзьями, там будет жизнь.

На пути попадались ямы. Здесь до войны на большой площади разворачивалось строительство и были вырыты котлованы разной глубины. Люди оступались, попадали в котлованы, залитые сточной водой. Бойцы отфыркивались; иногда приходилось окунаться в воду с головой. Их вытаскивали при помощи протянутых винтовок, связанных поясов. Они выбирались, обжимали полы шинелей, проверяли винтовки и догоняли товарищей.

Перевалили довольно высокую гряду, опускающуюся не то к оврагу, не то к морю, и пошли степным твердым грунтом.

Огненная земля пламенела далеко позади. Противник не переставал ее разрушать. На высотах у моря вспыхивали длинные огни — стреляли туда же батареи Керченской крепости, расположенной южнее Митридата.

Гладышев поторапливал людей с железной настойчивостью. Десантники шли кучно, близко друг к другу, чувствуя и локти товарищей, и спины, и дыхание — тяжелое, свистящее. Больше пятнадцати километров было пройдено по бездорожью. Никто не отставал. Какая-то магнетическая сила сцепила теперь людей и несла вперед. Букреев сбросил ватник, намокший при форсировании болота и густо выпачканный грязью. Он шел в одной гимнастерке, с расстегнутым воротом, чувствуя на шее скользкий ремень автомата. Ноги согрелись, подошвы жгло. Впереди виднелись силуэт Кондратенко, развевающиеся ленточки его бескозырки и покачивание прямых его плеч.

Становилось все темней. Воздух как будто сгущался. Ветер затих.

— Митридат, — прошептал над ухом Букреева Курилов.