Огненная земля

Десант выбрался на гору, господствующую над Керчью и над тылами германских войск прикерченского укрепленного района. Первое препятствие было взято с ходу и почти без потерь. Надо было разыскать командира дивизии. Заранее намеченный план штурма выполнялся, но темнота и какое-то стихийное передвижение людей возле Букреева (все бежали, стучали по камням ногами, тяжело дышали после крутого подъема) беспокоили его.

Керчь не была видна, а только ощущалась где-то внизу, огромная, разваленная, опасно притихшая. На линии главных сил стреляли гаубицы, и вспышками на короткие мгновения освещался контур гряды. Слева угадывался вражеский аэродром — по светло-голубому свету посадочных прожекторов. Доносился отдаленный рокот снижающихся бомбардировщиков. Кое-где светлячками зажигались сигнальные и опознавательные фонарики. Над Огненной землей по-прежнему горело, и близко — казалось, от подножия горы — по ней били тяжелые пушки. Ветер летал над вершиной, теперь уже ничем не задержанный. В гимнастерке было холодно, тело сразу остыло. Дрожа от озноба, Букреев услышал, как кто-то собирал и командовал красноармейцами, как они задерживались и уже не бежали неизвестно куда. Появился запыхавшийся и возбужденный командир второго полка. Он радостно охватил Букреева руками, коротко, с каким-то булькающим смешком сообщил ему, что комдив недалеко, в блиндаже, что там есть свет и что ему приказано помогать морякам. Для этого ему надо спуститься с горы и нанести вместе со Степановым штурмовой удар с другой, противоположной удару моряков стороны.

Командир полка отдал приказания офицерам, и колонна двинулась слитной кучей, чтобы не растеряться в темноте, так как местность знали плохо — здесь не бывали: могли встретиться и впадины и обрывы. А потому что было темно и от возбуждения все казалось увеличенным — и самая гора и спуск, — естественно, увеличивались и размеры опасности. Всеми руководило глухое, подсознательное чувство во что бы то ни стало держаться вместе — кругом враги, и только вместе можно было противостоять им и победить их. Удачный штурм первой вершины укрепил уверенность в своих силах. Бойцы быстро спускались под гору, и в темноту крутого спуска удалялись сотни шуршащих камешками и травами ног.

Надо было найти Рыбалко. Букреев пошел вперед, под откос. Рыбалко стоял у камня вместе с Батраковым и что-то ему горячо доказывал. Замполит тихо возражал ему. Оказывается, только что было получено приказание комдива координировать удар по второй вершине с группой Степанова. Пехотинцы задержались, но Рыбалко не терпелось. Со второй вершины редкими очередями стреляли пулеметы, пока еще просто в темноту.

— Мы их зараз срубаем, товарищ капитан! — горячился Рыбалко. — Ишь як палит! Один, два, три, четыре… десять пулеметов повернул.

Трассирующие пули с ясно обозначенной траекторией летели к ним, посвистывали и цокали о камни. От первой ко второй вершине как бы перебрасывались светящиеся пролеты какого-то воздушного, феерического мостика. Моряки лежали, готовые к атаке, молчаливые, напряженные. Букреев, не отвечая Рыбалко, а только придерживая его подрагивающую мохнатую руку своей рукой, следил за движением светящейся минутной стрелки. Расчеты штурма были согласованы с майором, и солдаты, вероятно, уже накопились с другой стороны. Букреев отпустил руку Рыбалко и приказал ему поднимать матросов.

Вторая вершина была немного ниже первой, но сильнее укреплена, и противник теперь поджидал их. На второй вершине располагались немецкий штаб укрепрайона, подземные блокгаузы, радиостанция. Туда вела автомобильная дорога. По данным армейской разведки, вершина была опоясана проволочными заграждениями, но без минных прикрытий.

Моряки поднялись и ринулись вниз. Впадина между двумя вершинами считалась мертвым пространством и предохранила наступающих от пулеметного огня. Миновав впадину, моряки быстро побежали вверх. Сбежав вниз, Букреев передохнул и медленно, не успевая угнаться за быстрыми матросскими ногами, двинулся вверх. Теперь они выбрались из непростреливаемого пространства и попали под действительный огонь, попали на рубежи, заранее пристрелянные. Несколько человек свалились. К ним подбежала Надя, пригибаясь и поддерживая руками сумку. На пологом скате не росло ни одного кустика. Десять пулеметов били теперь длинными очередями, немцы не жалели патронов. Сверху полетели гранаты. Они пока не достигали атакующих, но, взрываясь, создавали как бы стену, преградившую дорогу к вершине. Букреев понял, что Степанов не успевает и что они поднялись рановато. Моряки залегли. Рыбалко выскочил вперед, обернулся и закричал. Светящиеся пули летали возле него. Он кричал сорвавшимся, но громким голосом, привыкшим командовать в шторм, не обращая внимания ни на эти фосфорические, свистящие нити пуль, ни на столбы огня, осколков и дыма, возникавшие то тут, то там. Казалось, он был заколдован, этот стремительный и храбрый человек.