Огненная земля

— Пятку пробило, товарищ капитан.

— Что скажет медицина?

— Не хотел перевязываться, — сказала Таня, — еле уговорили. Ранили, намял еще дополнительно, и развезло. Видите, жар. Температура даже поднялась.

— Что же ты, Саша?

— Я думал — так себе.

— Так себе! Деревенщина! — строго пожурила его Таня.

— Придется отправить на «Большую землю».

— Не поеду.

— Если нужно будет — поедешь, — сказала Таня.

— Товарищ капитан, я прошу… — Горбань приподнялся. — Перевязали — и ладно.

— Ладно, помолчи. Отлежись пока.

— А кто с комиссаром будет, товарищ капитан?

— Не твоя кручина.

— Будут еще катера? — спросила Таня.

— Обещали прислать. Надо вывезти тяжелораненых.

— Меня только в тяжелые не зачисляйте.

— Хорошо, не зачислим, Саша! — Таня погладила его спутавшиеся волосы. — До свиданья, Санчо Панса.

— До свиданья, Таня.

Она собралась уходить.

— Если будет катер, товарищ капитан, узнаете насчет Курасова?

— Все узнаю. Он, наверное, опять у Чушки.

— Где же… Вероятно, там.

Таня кивнула головой и вышла из капонира.

Букреев остался один возле Горбаня.

— Когда же письмо на «Севастополь» будем писать?

— Придется с «Большой земли».

— Теперь можешь отчитаться.

— Вот когда вручат орден, тогда и напишу на линкор.

— Примета?

— Просто так… — Горбань замялся. — Придумал сам для себя такой морской порядок.

Они поговорили о разном и незаметно перешли к Батракову. Горбань беспокоился, как будет обходиться без него комиссар, что будет кушать, «не попадет ли в какой-нибудь случай».

— Трудно стало с ним, — искренне сетовал Горбань, — очень он смелый человек, ходит куда надо и куда не надо. Ранили меня тоже по дурному случаю. Идем по берегу, вижу — песок бьет по рукам, стреляют. А он идет себе шагом и идет. Ну, пока уговорил его свернуть, мне и попало. И то еще плохо, что он дюже глуховат стал.

— Как же вы с ним обходитесь?

— У нас морской порядок — если потеряемся, он меня окликнет, а не я его. Я старался нарочно теряться, а сам слежу. Он обо мне беспокоится и не так спешит. — Горбань застенчиво улыбнулся.

Глава тридцать восьмая

Три дня пролежал Горбань в капонире. И ежедневно Батраков навещал его, приносил что-нибудь из пищи и долгонько просиживал у кровати своего ординарца. Беседы их, если послушать со стороны, носили странный характер. Казалось, они все время ссорились. А происходило это потому, что Батраков, чувствуя, что он так или иначе виноват в том, что ранили ординарца, старался не показать этого и нарочито грубовато с ним говорил. А Горбаню казалось, что комиссар на него гневается, и он пытался искупить «вину» и быстрее приступить к исполнению своих обязанностей.

Иногда раненый ковылял к телефону и разговаривал по душам с приятелем Манжулой, хотя тот обычно только выслушивал друга, но сам отделывался какими-то междометиями.

Лежа на койке, Горбань в который уже раз пересчитывал заклепки на бортовом листе, содранном с катера и приспособленном к потолку, и с тоской сильного человека, вынужденного бездействовать, прислушивался к непрерывной стрельбе и рокоту моря. Волны шуршали камешками, хрипели между кольями проволочных заграждений и приносили дурные мысли, такие естественные в одиночестве. А Горбань был один. Держать теперь лишнего человека для дежурства не было смысла, так как корабли пока не появлялись, и даже сам старший морской начальник перекочевал на передовую, поближе к своей роте.

Нога распухла. Горбань боялся, что она не влезет в сапог и придется, быть может, ходить в каком-нибудь лапте. Проснувшись утром после памятного ему посещения комбата, он обнаружил возле койки домашние туфли, сшитые из шинельного сукна. Вначале он подумал, что их забыл Букреев, но опрошенный им по телефону Манжула недовольно буркнул: «Подарил товарищ капитан».

На четвертые сутки, в пасмурную погоду, от Тамани прорвался катер с продовольствием и боеприпасами. С появлением судна старший морской начальник оживил свое «учреждение», и в капонире за корабельный столик уселся дежурный, а сам старморнач отправился на берег для спешной разгрузки.

Примерно через час после прихода катера на КП позвонил Манжула и своим густым баском сообщил приятелю о приезде его сестры Раи.

Пораженный неожиданной новостью, Горбань пробормотал в трубку что-то невнятное, но вдруг услышал такой знакомый, быстрый, с картавинкой, голос сестры: «Я здесь, Саша… Мы будем воевать вместе, Саша. Я быстренько пойду к тебе».

Как ни скучал Горбань по оставленной на «Большой земле» сестре, но ее приезд расстроил его. Сюда, в такое время! Он прилег на койку и с какой-то ненавистью разглядывал свою забинтованную ногу, поджидая сестру.

Рая пришла веселая, одетая в чистенькую шинель (от таких шинелей давно здесь отвыкли). Сестру сопровождал сам старморнач. С шумными восклицаниями она набросилась на брата, принялась его целовать, тормошить.

— Я привезла тебе подарок!

— Покушать?

— Покушать? Нет. Я подарю тебе наган, Саша. Помнишь, ты еще мальчишкой мечтал о нагане?

Из санитарной сумки она вытащила быстрыми своими пальчиками наган в обмятой кобуре, с немецким металлическим шомполом.