Огненная земля

Степанову уже стало известно от комдива решение офицеров батальона. Он говорил Букрееву об офицерах батальона.

— Я их знаю, у них имеется все, что отличало и твоего Баштового. Эмоции! На одних эмоциях воевать нельзя. Иногда, к великому сожалению, приходится эти свои эмоции так прижать, что они запищат. Эмоции после войны, а сейчас — приказ. Нужно быть очень смелым и солдатски устойчивым, чтобы выполнять казалось бы невыполнимые приказы… Вот погляжу я на нас самих… Странно. Немцы уже на окраине. К ним улицей можно пройти, как к куме в гости, а два чудака, из коих один майор, а второй заслуженный капитан, готовят какие-то бочки, чтобы раненых эвакуировать. Через пять лет, со стороны может быть приглядятся, скажут, не было такого. А? Придумают может быть более чудесные выходы из нашего положения. Ха–ха–ха… — майор хрипло рассмеялся и закашлялся.

Ракеты взлетели над буграми и сюда доходили сухие выстрелы ракетных пистолетов. Бугры обливались прозрачным, мертвым светом, а потом как будто таяли в чистом черном воздухе. Невдалеке слышался рокот моторов, треск слишком перегазованных глушителей. Вероятно поближе к передовой немцы подтягивали артиллерию или танки.

…И наверху, по буграм, и внизу, по берегу, в тяжелых простудных глинищах и зимних песках лежали красноармейцы, решившие драться до последнего. Они приготовились ко всему. В упорстве их чувствовалось прежде всего сознание своей великой мощи. Красноармейцев не видно сейчас и не слышно. Загадочна тишина траншей. Вот сильнее засвистел ветер. Заскрипело дерево, а у берега монотонно стучал обушок, с уверенной настойчивостью врываясь в раскатный шум моря.

Опять взлетела ракета. Осветилось голое дерево, его странно–серебристый ствол, и белые стены домов на взгорье.

— Хорошие у меня ребята, — сказал Степанов, близко — наклонившись к Букрееву. — Ведь, казалось бы, по краю глубоченного оврага ходим на одной ножке, комар крылышком собьет. А никто не скулит. Выберется минута свободная, и пошла шутка, а то еще вприсядку пробуют. Послушаешь их невзначай, что за разговоры! Мечты! Вроде не бородачи, а девушки. Все обсудят. И что раньше было, и что в настоящее время, что им в будущем предвидится. Оригинальный народ, Букреев… У тебя курить тоже нечего. Нудно без табачку. Возьму бумажку и кручу и верчу ее в руках. А где-то, сравнительно недалеко, какие табаки! Тюками лежат в папушах. Да и резаного сколько хочешь. Немец безусловно всего не сумел вывезти. Начнем двигаться в глубь полуострова, обязательно запасусь крымским табачком.

Степанов, не дождавшись ответного слова собеседника, замолчал. Бесшумно приблизился Манжула. Он остановился в двух шагах от офицеров.

— Что-нибудь годится, Манжула?

— Шлюпки пойдут, товарищ майор.

— Б арка з?

— Барказ подремонтировать надо, товарищ капитан. Дырявый. До Тамани не дотянет.

— А бочки?

— На них можно попробовать. Посуда остойчивая.

— Лады, — сказал Степанов, — красноармейцев я своих оставлю. Они-то и помогут, громко выражаясь, экипажам этих самых вновь изобретенных нами судов. С вашего разрешения, мы с Куприенко удалимся.

Майор попрощался, подозвал Куприенко, работавшего вместе с красноармейцами, и пошел вверх, над дворами.

Осмотрев перерезы, Букреев возвратился на свой командный пункт, думая застать Батракова. Но его не было.

Приближались бомбардировщики, налетавшие сегодня пятый раз. Ровный гул моторов как бы проник в самое сердце Букреева как новое, тягостное предупреждение. Бомбардировщики заходили от Митридата, по другому курсу. Все ближе раздавался их тяжелый рокот. В амбразуре были видны яркие, остро отточенные иглы трасс. Пулеметы открыли огонь по самолетам с новых, береговых позиций.

Взрыв. Кубрик тряхнуло. Хлопнула и зазвенела дверь. На пол слетели телефонные аппараты, коптилка.

Дежурный—бывалый мичман, отброшенный взрывом к Букрееву, ударил его всей тяжестью своего тела и видимо инстинктивно, чтобы за что-нибудь удержаться, охватил его руками у пояса.

Снова взрыв и вихрь. Кубрик качнуло. В голове Букреева шумело, и темнота наполнилась едкой гарью. Надо было скорее зажечь огонь и рассеять этот могильный мрак. Надо проверить проводку, поднять телефонные аппараты.

— Давайте скорее, чорт вас забери! — заорал Букреев, отдирая от себя руки мичмана.

Мичман пополз по полу, поднял аппараты, и в его пальцах запрыгал огонек спички.

— Кажется, пронесло, — сказал мичман, — бетон лопнул, смотрите.

— Соединитесь с подразделениями…

Квадраты их Малой земли 'были расчерчены просто чутьем, и он почти безошибочно мог по звуку определять место поражений. Юнкерсы повесили «лампы» и сбросили с прицельной высоты бомбы на компункт и на поселок. В сторону расположения армейской пехоты связь оборвалась. Манжула, захваченный взрывом на НП, стоял у стенки, пошатываясь и вытирая рот ладонью.

— Ты ранен, Манжула?

— Ничего, ничего, товарищ капитан, — сказал ординарец. — Я выйду, дыхну. Можно?

— Выйди… выйди…

Манжула повернулся, шагнул к двери, лязгнул засов.

Свежий, холодный воздух ворвался в блокгауз.