Огненная звезда и магический меч Рёнгвальда

Ярлу оседлали коня, десяток воинов, полностью вооруженных и готовых к любым неожиданностям, были готовы к сопровождению, и Торольф уже выезжал из ворот своего двора, когда услышал стук копыт по сухой дороге – в облаке пыли к ним приближался стражник в синем развевающемся по ветру плаще. Кто мог такого гонца послать, Торольфу объяснять нужды не было, потому что плащи такого цвета носили только в одном Доме в округе.

– От Гунналуга… – сказал гонец, переводя дыхание.

Лицо его было покрыто слоем серой пыли, и горло, надо думать, было пылью забито, и оттого гонец основательно хрипел.

– Я понимаю, что не от моего покойного сына Снорри… – с раздражением ответил Одноглазый, пытаясь по лицу гонца прочитать весть.

Лицо под слоем пыли было непроницаемым, а сбившееся дыхание мешало говорить членораздельно.

– Дайте ему фляжку горло смочить… – распорядился ярл.

Один из воинов сопровождения отстегнул от пояса кожаную фляжку и протянул стражнику. Тот долго не отрывался, и стало понятно, что во фляжке была отнюдь не вода. Но бездонных фляжек не бывает, благополучно закончилось содержимое и этой.

– Что велел сказать?

Гонец перевел дыхание.

– Готовься… Драккары потоплены, люди перебиты. Дорога ЕМУ открыта.

– И всего-то? – переспросил Торольф, стараясь не показать лицом или голосом, как сильно ударило его это сообщение. А оно ударило основательно, словно обух топора. Даже туман единственный глаз на мгновение застил, кровь в висках застучала, и голова закружилась. – Это я и сам предполагал…

– Больше ничего, ярл.

– Кто-то прибыл оттуда? Много спаслось?

– Только обычные гонцы Гунналуга… – Всадник посмотрел на небо, показывая взглядом, что за гонцы сообщили колдуну весть. – Ни один не спасся… Молодой ярл Этельверд в плен захвачен. Его допрашивали. ОН – сам допрашивал…

– И что ярл сказал? Что он вообще мог сказать?

– Этого даже птицы не знают…

Торольф уже овладел собой. И как раз наступила минута, какая бывает в критические моменты боя, когда Одноглазый чувствовал вдохновение и готов был творить чудеса.

– Ладно. Скажи в ответ, что выручат нелюди. А ЕГО я не боюсь. Пусть ОН меня боится. Так и передай. А теперь гони… Я скоро сам к вам пожалую. Гунналуг в Доме или в башне?

– В черной башне…

– Гони…

Гонец круто, с поднятием на дыбы и сам едва не вывалившись из плоского, без высоких лук скандинавского седла, развернул коня. Знакомство с фляжкой воина Торольфа сказалось на координации движений. Но стражник оказался все же человеком достаточно крепким для одной фляжки и в седле усидел. И сразу оставил за собой облако пыли. Конь был не из местных – тонконогий, с мелкими настороженными ушами и точеной аккуратной головой, и чрезвычайно резвый. Таким конем любоваться бы в своем дворе, а не гонять его по пыльным дорогам. Наверное, привезен в качестве добычи из какого-то удачного набега. Но Торольф себе такого коня, как человек практичный, не желал, хорошо зная, что все эти привозные кони плохо переносят долгую полуночную зиму. Часто случается, что простывают после длительной скачки и заболевают. Лучше уж обходиться местными лошадьми. Не такими броскими, но сильными и выносливыми, к тому же традиционно лохматыми, что позволяет им хорошо переносить морозы. Именно на такой сидел сейчас Одноглазый, и именно ее развернул для возвращения в дом. И все это спокойно, без проявления эмоций перед воинами, которые внимательно следили за своим ярлом. Разговор воины слышали, понимали, что беда произошла большая, потому что все знали об отправлении четырех драккаров и четырех сотен воинов на них. Но самообладание Торольфа сыграло хорошую службу ярлу. Видя его спокойствие, спокойно вели себя и воины. Он не потерял ни голову от отчаяния, ни авторитет. А ведь авторитет в такой ситуации означает очень много. Воины пойдут только за тем, кого уважают больше, чем себя. Даже на смерть за такого человека пойдут, чтобы он не думал о них плохо. И сами будут своему ярлу подражать, и боевое состояние духа будут стараться не терять.

Конечно, трудно было перенести такой мощный и болезненный удар и никак не показать своего разочарования, близкого к отчаянию. Потерять четыре сотни воинов тогда, когда каждый человек на счету – есть от чего потерять и голову. Только пару часов назад Торольф насчитал, что завтра, когда он соберет всех своих людей из всех поместий, у него будет около тысячи человек. А тысяча бойцов – уже не войско ярла, это уже небольшая армия, способная вести серьезную войну. И вот четырех сотен в этой тысяче недостает. Немногим меньше половины. Причем недостает самых опытных и проверенных, полторы сотни из которых только что вернулись с ярлом из набега на Бьярмию.

Надежды сыпались, как песочные фигуры.