Огненная

Развернувшись на каблуках, она пошла обратно по коридору, нашла лестницу и устремилась вверх, вверх и вверх, пока не выбралась на крышу, и принялась там маршировать из угла в угол. Было холодно и сыро, пахло приближающимся снегом, а на ней не было плаща, но Файер не замечала, ей было все равно. Озадаченные стражи отошли в сторону, чтобы она в своих метаниях не сбила их с ног.

Через некоторое время то, чего она дожидалась, наконец произошло: Мила уснула. Ждать пришлось долго, было уже поздно, и на крышу устало поднимался Бриган. Нельзя сегодня с ним встречаться. Она не сумеет сдержаться и промолчать обо всем этом, и даже если Арчер и заслуживает, чтобы его имя вот так прополоскали, то по отношению к Миле это будет нечестно.

Она двинулась вниз по другой лестнице, чтобы не наткнуться на Бригана, снова пересекла лабиринт коридоров и остановилась перед дверью. «Арчер, – послала она ему мысль, – а ну выходи сейчас же».

Он появился очень быстро – удивленный, наскоро одевшийся и без сапог, – и Файер впервые воспользовалась своим правом остаться с ним наедине и услала стражников в разные концы длинного коридора. Напустить на себя спокойный вид оказалось непросто, и, когда она заговорила, голос ее прозвучал едко.

– Тебе обязательно было охотиться за моими стражницами?

Его недоумение тут же прошло.

– Вообще-то, я не хищник, – горячо ответил он. – Женщины приходят ко мне добровольно. И что тебе за дело до меня?

– Ты делаешь им больно. Ты ужасно обращаешься с людьми, Арчер. Почему именно Мила? Ей всего пятнадцать!

– И сейчас она спит, счастливая, как разомлевший на солнце котенок. Ты шумишь по пустякам.

Файер перевела дыхание и заговорила тише:

– А через неделю, Арчер, когда ты от нее устанешь, потому что тебе в голову втемяшится кто-нибудь еще, когда она будет ходить печальная, подавленная или жалкая или придет в ярость, потому что ты отобрал у нее то, что делало ее счастливой, – видимо, тогда она тоже будет шуметь по пустякам?

– Ты так говоришь, будто она в меня влюбилась.

Он так ее бесил, что ей хотелось дать ему пинка.

– Они всегда влюбляются, Арчер, всегда. Только раз почувствовав твое тепло, они тут же в тебя влюбляются, а ты – никогда, а потом ты их бросаешь, и это разбивает им сердце.

– Забавно услышать такое обвинение от тебя, – парировал он.

Файер отдала должное его логике, не намереваясь тем не менее позволить ему сменить тему.

– Речь о моей подруге, Арчер. Умоляю тебя, если тебе приспичило затащить в постель весь дворец, оставь в покое хотя бы моих подруг.

– Не понимаю, с чего вдруг такой переполох, раньше тебя это не волновало.

– Раньше у меня не было друзей!

– Ты повторяешь это слово, – сказал он с горечью. – Она тебе не подруга, она просто тебя охраняет. Разве подруга сделала бы то, что сделала она, зная о наших с тобой отношениях?

– Она почти ничего о них и не знала, кроме того, что они в прошлом. И ты забываешь, что я способна почувствовать, как она ко мне относится.

– Но она наверняка многое от тебя скрывает – так же, как все это время скрывала встречи со мной. Многое из того, что чувствуют люди, может быть тебе неизвестно.

Файер смотрела на Арчера, не отрываясь и все больше падая духом. Если он спорил, то спорил всем телом: подавался вперед, размахивал руками, лицо его темнело или, наоборот, загоралось. Взгляд пылал. И любил он, и радовался тоже всем собой, каждой частичкой: именно поэтому все они в него влюблялись – он разбивал мрачность и уныние этого мира своей живостью и пылкостью, и пока его страсть длилась, она пьянила не хуже вина.

И смысл его слов от нее не ускользнул: они с Милой встречались уже какое-то время. Отвернувшись, Файер подняла руку, прося его замолчать. Трудно было не понять всю притягательность лорда Арчера в глазах пятнадцатилетней девочки-воина с нищих южных гор. И она не могла простить себя за то, что не предвидела, что может случиться, что не подумала присмотреться к тому, чем занимается Арчер и в чьем обществе.

Опустив руку, она снова повернулась к нему и устало заговорила:

– Конечно, о чем-то в ее отношении ко мне я не знаю. Но как бы там ни было, это не отменяет тех чувств, что она мне открывает, той дружбы, что она доказывает своим поведением, и воинской верности. Тебе не удастся отвести мой гнев от себя и обратить на нее.

На этих словах из Арчера словно воздух выпустили. Он прислонился к двери и уставился на свои босые ноги с видом человека, понимающего, что он проиграл.

– Если бы ты вернулась домой… – беспомощно прошептал он, и на одно ужасное мгновение Файер показалось, что он вот-вот заплачет.

Но он тут же справился с собой и поднял на нее спокойный взгляд.

– Значит, теперь у тебя есть друзья, которых стоит защищать.

– У меня всегда были те, кого стоит защищать. Только теперь их стало больше. Они встали рядом с тобой в моем сердце, Арчер, но им никогда не заменить тебя, – ответила она с тем же спокойствием.

Мгновение он раздумывал над ее словами, не отрывая взгляда от своих босых ступней.