Однако даже беглого взгляда на исторический процесс было достаточно для того, чтобы предположить, что — да, история повторяется, но каждый раз несколько по-другому, каждое последующее событие становится более глобальным, более значимым, более продвинутым, если так можно выразиться, нежели предыдущий аналог. Современная наука совместила в себе два взгляда на время, и сегодня считается, что история — это и линия, и круг.
Это спираль, которая, конечно же, имеет начало и конец (таким образом, удовлетворяет первому условию — прямолинейности). И в то же время она может как бы проходить мимо своих предыдущих участков, не являясь ими, но во многом повторяя их, подстраиваясь под второе условие — кругового возращения, кольцевидности. Причём спираль эта настолько сложная, что образует собой, своими, если позволишь такое слово, «завитушками» несколько уровней устройства, которые и образуют разные структуры её организации…
Зоя замолчала. Она запрокинула голову ещё выше к звёздам, наслаждаясь их видом. А я ждал продолжения.
— Знаешь, Брэд, — сказала она через минуту, — я могу говорить до бесконечности долго, но я жутко устала. Еле языком ворочаю, да и глинтвейн даёт о себе знать. Предлагаю на сегодня закончить с историей и поговорить о чём-нибудь другом.
— Но, Зоя, мне это очень интересно… — возразил я.
— Завтра, — отрезала Зоя.
— Боюсь, завтра ты не захочешь…
— Уф, Брэд, ты такой зануда. Перестань. Расскажи мне лучше — почему ты расстался с Дейдрой?
Глава 15. Третичная структура времени (продолжение)
Свет — утренний, голубоватый — пробивался сквозь окошко палатки, играл и переливался под её сводом. Непередаваемая свежесть наполняла пространство вокруг. Утренние птицы просыпались и заводили весёлые трели, им вторила неугомонная армия насекомых.
Прекрасное утро. Подумать страшно, чего лишаем себя в наших пыльных, шумных, суетливых городах.
Я повернул голову. Зои рядом не оказалось. Её спальный мешок лежал бесформенной тряпкой.
Потянулся, вспоминая события вчерашней ночи. Зоя не завершила рассказ, оборвав его на самом интересном месте. Мне так и не довелось узнать, что же такое третичная структура времени, и какое к ней отношение имеет профессор Тельман. Вместе этого пришлось долго и нудно излагать обстоятельства последних лет моей никчёмной жизни. Зоя поначалу слушала с интересом, но потом начала зевать — всё чаще и красноречивее.
Когда глинтвейн закончился, она совсем заскучала, в очередной раз упрекнула меня во врождённой посредственности и пошла спать. Я некоторое время терпеливо ждал, пока она уснёт, после чего тоже залез в палатку, закутался в спальник и почти сразу задремал.
Я прислушался, стараясь уловить в утренней идиллии какие-либо намёки на присутствие Зои. Потрескивал костёр, его аромат ощущался внутри палатки. К звуку костра примешивался ещё один — непонятный, неуместный. С минуту я пытался определить, что это за звук.
И тут понял: это дыхание человека. Тяжёлое, частое, прерывистое.
Что за чёрт? Я вскочил и потянулся к выходу. Воображение дорисовывало сцену борьбы Зои с неким диким существом. Медведь? Горный барс?
Но увидев Зою, успокоился. Она медитировала. Точнее — выполняла физические упражнения. Сидела в позе лотоса на камне, на самом краю обрыва, совершала интенсивные движения руками и тяжело дышала. Это одна из современных практик, приводящая дух в порядок и придающая телу тонус.
Стараясь не производить лишнего шума, я осторожно выполз из палатки, встал на ноги и оценивающе оглянулся. Костёр почти погас. Приблизившись к нему, подкинул пару толстых веток. К моей радости, рядом с очагом обнаружился котелок с дымящейся кашей, по виду — овсянкой. Я невольно облизнулся, но не решился приступать к трапезе без Зои.
Как мне показалось, Зоя уже заканчивала с утренней зарядкой, теперь просто сидела с закрытыми глазами, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Не смея тревожить её покой, по возможности неслышно проскользнул мимо, вниз, к дороге.
Я уже умылся в холодном бодрящем источнике, напился хрустальной воды, когда услышал сверху:
— Эй, ты, реликтовый примат, долго там ещё будешь плескаться? — По голосу я определил, что Зоя находится в хорошем расположении духа. — Завтрак стынет.
— Иду-иду, — заверил я и вскарабкался наверх.
Зоя разложила кашу по тарелкам и скучала в ожидании. Я присел напротив и принялся за еду.
— Когда проснулся и услышал твоё дыхание, решил, что что-то не так, — улыбнулся я.
Зоя громко рассмеялась. Своим звонким серебристым смехом она, как мне показалось, едва не вызвала новый камнепад.
— Это