Огненные письмена

У Купера возникло искушение продолжать давить и дальше, но основы методики допроса предполагали, что допрашиваемый должен переварить информацию, после чего разговор с ним пойдет легче. Купер встал и потянулся.

– Мы еще это обсудим. Когда я приду снова, ты можешь либо начать сотрудничать, либо отказаться. Если откровенно, то меня твое решение не очень волнует… правда, в клетке-то сижу не я.

Он поднял стул и шагнул к двери.

– Постой, – раздался голос за его спиной, и только теперь Купер понял, что прежде в его присутствии этот человек не проронил ни звука.

Он повернулся:

– Да?

– Знаешь, что я делаю в клетке?

– Судя по тому, что я видел, практически ничего.

– Я переживаю счастливые мгновения. Снова и снова. Вроде того, когда ты умер. – Сорен говорил ровным голосом, глядя пустыми глазами. – Рядом с покалеченным сыном, которого ты не смог защитить.

На лице Купера появилась улыбка.

Он развернулся от бедра, поднял стул и ножками обрушил его на голову Сорена. Тот от удара покачнулся, его руки в тщетных поисках опоры метнулись назад. Он упал с кровати и тяжело ударился об пол, а Купер тем временем шагнул вперед, держа стул обеими руками. Он поднял его повыше, уже представляя дальнейшее: жестокий удар, потом еще один, и еще, и еще, деревянные ножки разрывают кожу на шее Сорена, ломают трахею, спазмы и паника постепенно сходят к судорогам…

«У Сорена время задержки составляет одиннадцать целых и две десятых.

Тебе потребовалось, может, полсекунды, чтобы замахнуться стулом. А для него это – шесть секунд. Целая вечность для схватки. Но Сорен и не шелохнулся.

И теперь он тоже не двигается».

…предсмертным судорогам.

– Ну уж нет.

Сцепив пальцы и до боли сжав зубы, Купер заставил себя перевести дыхание и сделал шаг назад. Медленно, не поворачиваясь, двинулся к двери, бросив на ходу:

– Так легко ты не уйдешь.

Сорен приподнялся с пола на локте. Сплюнул кровью.

И, глядя прямо в глаза Куперу, рассмеялся.

* * *

Когда замок двери защелкнулся за ним, пневматические задвижки вошли на место, Купер вдруг оказался лицом к лицу с Сореном.

Чудовище исчезло.

Купер принял боевую стойку, приготовил стул к удару…

Это была голограмма. Трехмерная проекция в высоком разрешении, снятая сотней крохотных маленьких камер, установленных за стенами клетки. На голограмме Сорен беззвучно смеялся, отирая кровь с носа.

Видеотехническая аппаратная была обустроена на манер, типичный для нового мышления, свойственного НЗО. Ни решеток, ни окон и никакой нужды в охране. Ряд мониторов отображал важные жизненные показатели не только Сорена, но и еще шестерых мужчин и женщин, содержавшихся там. Каждая грань восьмиугольного помещения имела дверь в другую камеру, а перед дверью – детализированная голографи-ческая проекция находящегося внутри человека. Они ходили туда-сюда, отжимались от пола, смотрели в никуда. Одна стена в помещении была стеклянной, а за ней находился медицинский отсек, оснащенный роботизированным устройством протезирования. С десяток сжатых механических рук свисали с потолка, словно паук из паутины. Вся система имела дистанционное управление: наполнение и доставка подносов с едой, контроль атмосферы, подача газа, проведение хирургических операций – все путем ввода команды в компьютер.

На глазах Купера Сорен вернулся на свою койку и лег с непроницаемым лицом. За его проекцией мелькнула алая вспышка.

– Ну, давай шарахни теперь по голограмме, – сказала Милли, расчесывая яркую челку так, чтобы она закрывала один глаз. – Если хочешь.

Купер набрал в грудь воздуха, шумно выдохнул:

– Ничего, обойдусь и так.

– Можешь пойти в мою игровую комнату. Ее Эрик проектировал. Там такое же разрешение, но персонажи контролируются предсказуемой сетью. Ты двигаешься, и система заставляет голограммы реагировать. Он будет падать, истекать кровью, кричать. Вот только ты не почувствуешь удара стулом по телу.

– Что, еще не научились это делать?

– Научились, – ответила она. – Но для этого нужно имплантировать чип в мозг. Подводишь к нему кабель и воспринимаешь все как взаправду. Просто классно, но мне не нравится мысль о чипе у меня в мозгу.

– Мне тоже.

«И я не должен был допустить в мой мозг Сорена».

Купер поставил стул, уселся на него и потер глаза.

– Я сожалею, что сорвался.

– Ничего, – сказала Милли. – Мне понравилось.

Он удивленно посмотрел на нее. Внешне она ничем не отличалась от обычной одиннадцатилетней девочки. Рост метр сорок, детские щечки, округлые плечи, жеребячьи ноги, коленки держит вместе. Вот фиолетовые пряди выглядели необычно, но явно чтобы отвлечь: смотрите на мои волосы, а не на меня, а челка для того, чтобы прятаться за ней.

Вот только глаза не отвечали ее возрасту. Они были старше. Проявлялось это в ее взгляде на вещи. А смотрела она на мир без малейшей застенчивости, свойственной маленьким девочкам.

«В этом-то и состоит ее трагедия, – подумал Купер. – Что бы она ни видела, как бы ее прозрения ни помогали богатейшему человеку мира формировать будущее, она остается ребенком, которому положено играть в куклы, а не диагностировать монстров».