Огненные птицы

Старуха разговорилась. Она обрушила на Лой целый шквал комплиментов по поводу ее одежды и выразила полное удовлетворение тем фактом, что груди у Лой не обвисли.

– А вот у меня они уже висят, как соски коровьи, дорогая, – жаловалась она Лой.

В подтверждение этому она распахнула вырез на груди черного платья.

– И это все потому, что у меня было семеро детей, а у тебя ни одного. Это правда, что там у вас в Америке молодые женщины не желают иметь детей, пока им не стукнет тридцать?

– Некоторые не желают, это правда. И в последнее время таких становится все больше и больше, – призналась Лой. – Все с головой ушли в работу.

Она не стала прислушиваться к тому потоку опровержений и критики, которые вызвали ее слова. Больше всего ей хотелось, чтобы эта мамочка убралась отсюда поскорее и оставила ее наедине со своими не очень веселыми мыслями.

Чтобы решиться на эту встречу, Лой потребовалась целая неделя прикидок, раздумий и колебаний. Неделя ожесточенной внутренней борьбы, упорных поисков ответа на вопрос, что ей нужно и как ей защитить себя? Теперь ее разум прояснился. И ей необходимо было на какое-то время остаться наедине с собой и провести своего рода генеральную репетицию предстоящего ей чрезвычайно трудного разговора, но Мамочка продолжала сидеть и болтать с ней вплоть до полудня. Затем обе женщины услышали, как к дому подъехал еще один автомобиль.

– Это уже точно он. Пойду-ка посмотрю, – сказала старуха.

Лой осталась одна. Через минуту до нее донеслись звуки шагов двух людей, направлявшихся к дверям в гостиную домика. Дверь отворилась, и вошел Диего. Он не спешил приветствовать Лой и некоторое время продолжал смотреть на нее, оставаясь у порога.

– Вон.

Эта негромкая команда, подходившая скорее для собаки, была адресована старухе. Та повиновалась, но не бросилась к дверям, как испуганная кошка, а медленно вышла, сопроводив свой уход кашляющим астматическим смехом и вульгарными предположениями относительно крайне низкой способности своего хозяина.

– Кнута бы ей хорошего, – беззлобно ответил на это Диего, обращаясь к Лой.

– Ну, здравствуй, – добавил он.

– Здравствуй, Диего. Ты славно выглядишь.

– Ты – тоже. Как всегда молодая и красивая.

– Спасибо, – негромко поблагодарила она.

– Да-а… стало, быть, не забыла… А мне в последнее время казалось, что позабыла.

– Ничуть. Что могло навести тебя на эту мысль?

– Да эти твои делишки в Нью-Йорке. И то, что ты уже неделю в Испании, а позвонить мне соизволила только вчера вечером.

Такое начало разговора ее не удивляло. То, что он, вероятно, обо всем достаточно хорошо информирован, ничем необычным не являлось. Как и остальные, с кем ей уже пришлось встретиться. Так вот чем объяснялась их осторожность.

– Диего, ты ведь всех запугал. Я не смогла найти союзников. Даже Мануэля запугал. Куда подевалась его былая храбрость?

Он пожал плечами и направился к столу, чтобы налить себе большую рюмку коньяку из бутылки, предусмотрительно оставленной для него заботливой Мамочкой.

– Да-а… в прежние дни тебе и Мануэлю было храбрости не занимать. Поиздержался Мануэль сейчас. Но ты-то нет, а?

– Да нет. Мне кажется, и я уже не та. Не чувствую я себя такой смелой, Диего. Разве что, может быть…

– Отчаянной? – было видно, что ему доставило удовольствие ответить за нее.

Она отрицательно покачала головой.

– Нет. Никакой не отчаянной, потому что я уверена, что когда-нибудь ты поймешь, что все будет как надо.

– То, чем ты занимаешься в Нью-Йорке, никогда не будет «как надо».

– Господи, да почему, Диего? У меня малюсенький проектик, в который я вхожу сама, да двое моих друзей. Как, скажи на милость, это может задевать твои интересы?

– Это задевает мои интересы.

Лой, прежде чем спросить, сделала большой глоток бренди.

– Каким образом?

Диего улыбнулся.

– Знаешь, дорогая, нет надобности отвечать на этот вопрос. Не забывай, что встреча эта состоялась по твоему желанию. И мне кажется, что я еще не успел позабыть твои уверения несколько лет назад относительно того, что тебе никогда и ничего от меня нужно не будет.

– Прошли те времена, Диего. И оба мы это отлично понимаем.

Он покачал головой.

– Это твои ощущения, а не мои.

– Но мы же договорились, что расстаемся друзьями. И ты повел себя по отношению ко мне весьма великодушно. Почему же теперь ты вдруг стал вмешиваться в мою жизнь?

– Я не тот человек, который легко прощает, как тебе известно.

– Я не сделала тебе ничего такого, что потребовало бы твоего прощения.

Он пожал плечами.

– Может и так. Но основной капитал траст-компании после твоей смерти обязан перейти снова к семье. С какой стати я должен закрывать глаза на то, как ты растранжириваешь деньги на эту дурацкую затею с журналами?

Лой бросилась в контратаку.

– Диего, а почему, скажи мне, ты никак не можешь отойти от дел? И тебе, и Мануэлю самое время передоверить весь бизнес своим сыновьям.

Отличавшийся обычно сверхутонченными манерами Диего вдруг грубо харкнул в огонь очага. Было слышно, как зашипела слюна.

– Сыновья наши прогнили до основания…

– Что это значит? Как это понимать?