Этот город его детства и его грёз хотел раздавить его, уничтожить, стереть с лица земли. Он шёл по нескончаемому людскому коридору. Солнца изливали на него потоки огненного жара, заставляя плечи сгибаться под их гнётом. Асфальт плавился при каждом шаге. Корт увязал в нём, с трудом заставляя ноги передвигаться. А вокруг были лица — взрослых, стариков и даже детей — искажённые ненавистью, выкрикивающие в его адрес проклятья.
Этот образ Корт не мог стереть из памяти многие годы. И сейчас воспоминание о том дне не изгладилось, не затёрлось и даже не поблёкло под слоем времени. Корт лишь научился загонять его в дальний угол своей памяти и хранить там под семью замками. Но в такие дни, как этот, он ничего не мог поделать — оно просто взламывало все преграды и вырывалось наружу. И тогда он вдруг обнаруживал себя идущим по нескончаемым коридорам из человеческих лиц, наполненных ненавистью и злобой.
Тот путь был длиною в жизнь. А всё, что было после — выживание, скитания по пескам, каждый день и каждый час пытающимся убить тебя, отчаяние и отсутствие надежды и смысла — было всего лишь жизнью после смерти. Зыбкой, окутанной жарким маревом и странными грёзами, где единственное, что заставляло его двигаться вперёд — была мысль о том, что он уже мёртв.
Но сегодня Корт не был один. Рядом с ним шла Леда. Плечом к плечу они двигались по Залу Кутх, сквозь торжественно молчаливую толпу. В своём воинском облачении — обтягивающих кожаных штанах и безрукавке, как будто чересчур обнажённая без какого-либо оружия, Леда была прекрасна. Её спина была идеально прямой, подбородок гордо вздёрнут, словно она была потомственной принцессой, рождённой править тысячами. Её золотые глаза были двумя карающими стрелами, готовыми поразить каждого, кто только косо посмотрит в сторону Корта.
На Утегатоле собрался почти весь город. Новости и так распространяются по Утегату со скоростью песчаной бури, а уж Гвирн позаботился о том, чтобы известие о суде над Кортом за день облетело всех.
В отсутствие правителя никто не смел подниматься на помост Кангов, поэтому Совет во главе с Гвирном расположился прямо под ним. Надпись над помостом, как и во время всех Утегатолов, горела огнём, освещённая через специальные окошки. «Утегат те атрасс». «Город — бессмертен».
Корт помнил эту строку на наури с того самого дня, как попал в Утегат. Он, как и каждый атлург в городе, знал её наизусть до последней чёрточки и завитка, но никогда толком не задумывался над её значением. Подземные города существовали на Нибелии тысячелетиями. Так давно, что народ потихоньку забыл о том, что когда-то они были построены. И начал верить, что стоявший здесь веками город будет существовать всегда.
Но сегодня Корту открылся и другой смысл этой фразы. Поколения атлургов будут приходить и уходить, а Утегат так и останется незыблем и неизменен. Город бессмертен. В отличие от человека.
Подойдя к помосту ближе, Корт увидел, что люди, собравшиеся под ним, разделены на две группы. Одна, во главе с Уги, стояла по правую сторону от помоста Кангов. Гвирн и его сподвижники сосредоточились слева. Корт отметил, что на стороне Гвирна оказалось намного больше людей — почти вдвое. Видимо, многие сочли исход Утегатола решённым.
Переговариваясь вполголоса, под помостом собрались члены Совета. Несколько из них — те, кто заходил к Корту домой — держались рядом с Гвирном. Остальные стояли обособленно, не выказывая приверженности какой-либо из сторон.
Среди них был и Аусл
Его короткие руки были скрещены на груди, а глаза хищно поблёскивали в предвкушении возможности убрать одного из сильнейших соперников. Корт не питал иллюзий насчёт Ауслага. Он понимал: исчезни он с горизонта, и Ауслаг не побрезгует договориться с Гвирном, поделив реальную и номинальную власть в городе. Возможно, это уже произошло. И стервятники только и ждут, когда Корт падёт, чтобы растащить его останки.
Сначала, как за обвиняющей стороной, слово было за Гвирном. Сегодня на нём красовались тёмно-бордовые штаны из дорогой и редкой материи, подпоясанные ремнём с символическим изображением Руга, и отбелённая рубашка, сверкавшая на фоне его бронзовой кожи, как белоснежный цветок. На плечи был накинут длинный, до пят, халат песчано-золотистого цвета, красиво оттенявший глаза Гвирна.
Дорогая и торжественная одежда редких цветов выгодно выделяла Гвирна из серо-бежевой массы атлургов. Он ещё не был Кангом, но уже был одет, как Канг. Послание было совершенно ясно. У Корта это вызывало только раздражение. Но на простой народ такой ход мог произвести впечатление.