Ирка ждала напрасно. Сегодня поливальная машина не приехала. Ирка подкатилась к своему любимому старому тополю. Отпиленный ствол дерева снизу был покрыт частой порослью молодых веток – точно щетиной. Судьба дерева казалась Ирке похожей на ее судьбу. Уже несколько лет подряд тополь пытались прикончить, отсекая от него все живое, а он все жил и жил. Это было самое уродливое и, наверное, самое доброе дерево в парке. Почему? Ирка не знала и сама. Просто ей так казалось.
Закинув назад руку, она достала из свисавшего с ручек коляски рюкзака ноутбук. На солнце у экрана не хватало яркости, но здесь, в тени, вполне можно было печатать. Набирая, Ирка не смотрела на клавиши. Она знала их так хорошо, что справилась бы, даже если бы с них стерли все обозначения.
Задумалась, провела рукой по коре тополя и продолжила:
Сохранив изменения, Ирка опустила крышку ноутбука и привычным движением забросила его в рюкзак. За зиму и за весну таких наблюдений накопилось у нее несколько сотен. Изредка Ирке хотелось сделать из этого книгу, но она плохо понимала, как стыковать эти разнородные заметки. В книге должен быть сюжет, а если мысль не имеет сюжета, что тогда делать?
Да и вообще, какой сюжет у ее терпешней жизни? Живет в Сокольниках в кирпичном сарае с одним зарешеченным, высоко расположенным окном и железной дверью. Сарай довольно большой и крепкий. Во всяком случае, чтобы обойти его снаружи по периметру и вновь оказаться в том же месте, надо сделать двадцать шесть крупных шагов. Изнутри он, разумеется, меньше.
Некогда сарай принадлежал технической службе Сокольников, являлся местом для хранения старых щитов «Береги лес от пожара!» и «Выгул собак запрещен!», но в один прекрасный день исчез со всех карт, планов, а заодно и из памяти отвечающих за него. Случилось это, когда Эссиорх наложил на сарай устойчивый морок невидимости.
Переезд определился, когда Ирка и Матвей убедились, что не могут больше втаскивать коляску в подвешенный между деревьями Приют валькирий. К новому месту Ирка пока не привыкла. Порой она находила свою будку, лишь врезавшись в нее колесом. Со стороны это выглядело таинственно. В воздухе распахивалась дверь, и между соснами возникал проход. На короткое время можно было увидеть натянутый гамак, круглый бок печки-буржуйки, к которой лучше не прикасаться, пока она не остыла; несколько клинков Багрова, которые он вечно разбрасывал, и много книг на самодельных полках. Потом дверь захлопывалась и все исчезало.
Только Бабаня видела кирпичное строение как кирпичное строение и легко его находила. Эссиорх сделал для морока единственное исключение, зная, что Бабане проще будет поверить в чудо от массажей или абортированного барана, чем в явное чудо, не требующее никаких условий. Кроме того, значительные усилия были приложены, чтобы Бабаня убедилась, что в бывшем домике технической службы тепло, есть все удобства и здоровью Ирки ничего не угрожает.
Ирка снова посмотрела на похожий на нее тополь. Все листья были спокойны, неподвижны, и только один листок трепетал и метался, точно кого-то звал.
По аллее, чуть покачиваясь, навстречу Ирке шла пьянчужка, смешная, худая, скуластая, в соломенной шляпке. Шла с одуванчиком, хмельная от вина и лета, не замечая насмешливых взглядов, существующая в особом мире и сама с собой разговаривающая. Ирка ощутила с ней странное единение. Она была такая же.
Вдали призывно прозвучал автомобильный гудок. Два длинных сигнала, три коротких. Ирка вскинула голову и, торопливо вращая обода, покатилась к ограде Сокольников, туда, где дорога подходила к ней совсем близко…
Матвей приехал!
В Битце устойчиво пахло лошадьми. Подковы отпечатались повсюду, в том числе на влажной дорожке под кленами, где стояли Багров и Даша, новая валькирия-одиночка.