– Темнеет же! – упрямо нахмурив седые брови, потешно выглядевшие на фоне чёрных, лишь слегка побитых проседью волос, архистратиг и не думал отступать. – Если мы так и не сломим варваров до ночи, в темноте они уйдут и мы не победим! Мы понесли слишком большие потери, многие арифмы перестали существовать, а конницы у нас просто нет! И не уверен, что маги сумеют сотворить новых драконов, чтобы они накрыли варваров на марше! Видишь ли, мой повелитель, маги измучены, а некоторые – мертвы. Один из драконов уже набросился на своих – он вышел из повиновения! Магам же и пришлось его забить… Я, честно говоря, даже не хочу помощи от магических существ! Куда спокойнее будет сойтись щит против меча, стрела против копья. Грудь в грудь мы тоже можем их одолеть! Дозволь, великий!
Нахмурившись, Филипп несколько мгновений молча смотрел на сражение. Очередные арифмы, брошенные против центра, выдохлись и медленно откатывались. Позади них, вдоль всего базиликанского строя, остались многие сотни базиликанских тел. Мёртвых тел – сегодня раненных было как никогда мало.
– Великий! – в третий раз нарушив все представления о чести, напомнил о себе Анфинос.
– Что?.. – словно бы от сна очнулся август. – Ах, это ты, стратиг… Разрешаю!
Обрадованный Анофинос соколом взмыл в седло и вскоре спереди раздался лающий его голос. Земля дрогнула и тридцать шесть тысяч стратиотов отборных арифм сдвинулись места, чтобы пройти одиннадцать сотен шагов до боя.
На некоторое время – прошло не меньше четверти вигилии – август отвлёкся. В государстве – пусть даже это всего лишь малая толика того, что было прежде, хватает проблем и без войны. А когда он вновь обратился взором на поле сражения, битва уже вспыхнула с новой силой.
Эти арифмы и впрямь дорогого стоили… Не только потому, что на них потрачено было во много раз больше золота, чем на все остальные. Далеко не каждый солдат, будь он хоть трижды триарий, сумеет презреть смерть и вот так, медленно, не ломая строя, прорваться сквозь тучу варварских стрел и дротиков. Эти – сумели. Устлали телами всю свою дорогу, но – сумели. Резня пошла грудь в грудь, а тут сказывалось огромное преимущество базиликанцев в числе. И стена, продержавшись ещё полчаса – тоже немалый срок – начала пятиться.
Каждый новый шаг вперёд, каждая пядь земли и каждый холмик, даже самый маленький, обходился арифмам очень дорого, но Филипп и солдаты чуть ли не впервые в этой войне были согласны между собой – любая цена не слишком велика, когда дело идёт к концу войны! К тому же – ещё один умный шаг – Филипп не пожалел усилий и собрал в этих арифмах, кроме защищавших родной дом милленцев, ещё и жителей Тулсы и Дарии. И тангарцев, хотя их немого осталось. Этим вовсе нечего было защищать, потому дрались они ещё более остервенело. Не обороняли – мстили. Может, потому отступали бесстрашные, не знавшие до сего дня поражений варвары? И наоборот – может потому так вдохновенно сражались воины, что не обороняли, но – мстили? Август Филипп, государь и император страны, именуемой Империей Базилиска не знал. Зато точно был уверен, что сегодня его воины сражаются, как варвары. И – вот как раз пришло доказательство – отчаянным ударом во фланг вражескому большому полку, сами подставившись под удар и пролезая по трупам, базиликанцы смогли смять «стену». Смять окончательно и – впервые за день – обратить в бегство несокрушимую гардарскую пехоту. Победа!
14.Ярослав. Вечер. Серебряный холм (близ ставки князя Лютеня).
Стрела прилетела неожиданно, меченоша не успел вскинуть щит и воевода Ивещей, вздыбивший коня поперёк пути отступающей «стены» безвольно, мешком обрушился на землю. Поздно было бросаться спасать его, поздно было рвать свой чуб – этим сейчас занимался меченоша воеводы. И слёзы сейчас ни к чему. Страдать – не время!
Ярослав сердито смахнул набежавшую слезу, отвернувшись, протёр глаза. Впрочем, стыдиться ему было нечего – воеводу Ивещея среди воинов-медведей любили, уважали и у многих сейчас замутило взгляд невольной, недостойной мужчины слезой. Но – лучшая память павшему – месть и ждать её оставалось недолго. Основная масса базиликанцев, конечно же, увлечённо преследовала бегущих пешцев, но и для двух сотен Ярослава работа ожидалась немалая и кровавая – отделившись от остального войска, отряд базиликанцев, никак не меньше чем три сотни воинов, коварно замыслил взойти на холм по расщелине. Ну что ж, пусть попытаются!
– В седло! – звонким от ярости голосом скомандовал Ярослав. – Покажем им…
Голос всё же сорвался, что не достойно настоящего сотника. Но яростный рык Ярослава подхватил Рудяк.
– Месть!
– Месть! – взревели дружинники, бросая коней в скок. Почти не уставших коней…